Ужасную картину придуманного, вполне женского садизма рисует нам гениальный, но, несомненно, и сам психически ненормальный Генрих фон Кляйст в своей «Пентазилье». В 22 явлении героиня, охваченная сладострастно кровожадным бешенством, разрывает на куски преследуемого ею в любовном чаду Ахилла и натравливает на него свору собак.
«Срывая одежду с его тела, она вонзает зубы в его белую грудь, она и ее псы, Оксус и Сфинкс. Она впивается зубами в правую сторону, они — в левую; когда я явился, рот и руки ее были залиты кровью…»
И затем, когда ужасное зрелище привело Пентезилью в себя:
«— Мертвого ли я целовала? Нет, я его не целована? Разорвала его?.. Что ж, поцелуи, укусы — это весьма схоже, и кто любит искренне, легко может смешать их друг с другом…»
РИХАРД ФОН КРАФФТ-ЭБИНГ. Сексуальные катастрофы
А вот что пишет о собственных проявлениях подобного рода Сильвия Бурдон в своем автобиографическом эссе «Любовь — это праздник»:
«На съемках я впервые встретила Яна, голландского писателя, который и до сегодняшнего дня — мой раб. Сюжет картины довольно прост: мы едем в загородный дом, где он нас ждет. Мы с подругой не чужды садомазохизма, заставляем его ползать на четвереньках, лаять, есть траву, стегаем его плеткой.
Перед началом съемок я увидела невысокого человека с ранней сединой в волосах, молча стоящего в углу. Я обратилась к нему: «Подойдите сюда», а он с готовностью ответил: «Yes, my Lady». Таким необычным было наше знакомство. Я почувствовала, что с его стороны возникло какое-то желание поклонения, и быстро подхватила и поняла правила игры.
Я была затянута в черную кожу с вырезами, где грудь, и в самом низу. Я велела ему лизать мои сапоги, что он и исполнил с наслаждением. Все члены съемочной группы смотрели на нас, как завороженные. Моя подруга хотела остановить съемку, но оператор начал снимать. Я ударила Яна, потом он меня, восклицая: «Thank you, my Lady».
Я схватила нож, начала наносить ему удары по бедрам. Появившиеся царапины потом смазали спиртом, но оператор снимал льющуюся кровь.
Подруга умоляла меня остановиться, но режиссер, видя исступление на наших лицах, велел снимать дальше. Потом эту сцену вырезали, так как сочли ее чрезмерной даже для порнографического андерграунда. Но я думала только о новом чувстве, которого я не испытывала прежде, о новых отношениях между страждущими идти до конца навстречу друг другу. И мне захотелось «идти дальше по этой новой дороге».
Ряд исследователей, анализируя причинность женского садизма, указывают на пониженную, в сравнении с мужской, болевую чувствительность женщины, что делает ее и менее сострадательной к чужой боли при известной доле истерии и по-детски капризному желанию получить свое удовольствие независимо от цены, которую должен за это удовольствие заплатить партнер.