В башне (Рославлев) - страница 2

Мне не забыть разметанное ложе,
Замерший взгляд и вялость женских ног,
Его лицо и смех на лай похожий.
О ночь злодейств, о властолюбец Бог.
Убей меня, убей без промедленья,
Чтоб я, Твой раб, простить Тебя не мог.
Кровь, кровь детей, какое омраченье,
Позор отныне на главу Твою.
Как искупить? Возможно ль искупленье?
Не Ты ль дал солнце, чтобы дать змею,
Посеял мысль, не пощадив слепого,
И вметил высь у бездны на краю?
Тебя простить, о нет, я слышу снова
Рожки, команду, сотни голосов
И слово «Цезарь»— каменное слово.
Кровавый бред, кричащий из веков.
Безглазый ужас, маски исступлений,
И скорбь, которой выразить нет слов.
Тебя зовут обманутые тени
В тоске великой, Ты же глух и нем,
И слеп, — в Твой храм обагрены ступени,
И целый мир, как скорбный Вифлеем!

В книгохранилище

В хранилище старинных, пыльных книг
Вникаю я в далекие вещания…
Часы бегут и дорог каждый миг.
Я упоен блаженством обладанья
Глубинами забытых мудрецов,
И целый мир встает, как мир познания.
Но иногда величие веков
Гнетет меня, и веет жуткий холод
От выцветших, слежавшихся листов.
О, если б я был бесконечно молод,
О, если б жить несчетные года
И утолить неутолимый голод!
Но знаю, я обмануть: «нет» и «да»,
Минуют дни восторженных исканий
И мысль придет к безвременью труда.
Угаснет пыл сомнений и желаний,
Изменят недовиденные сны,
И я умру в начале начинаний.
Я разгадал томленье тишины,
И чуткий сумрак лодок запыленных,
И понял я, что в жизни все равны.
Не надо мудрости и песен исступленных!
Как все в Одном и как во всем Один,
Равны в близи и в знаках отдаленных
Поэт, мудрец и дерзкий арлекин.

Барельеф

Виктору Муйжелю

Я видел барельеф, и до сих пор
Мне сердце жжет о нем воспоминанье…
Вот в небо крик, вот каменный укор!
Под барельефом не было названья:
Труп женщины, на нем мужчины труп,
Их Змей сдавил и замер в созерцаньи…
Взгляд у обоих холоден и туп,
Но столько страсти в жадном поцелуе
От смертной боли искривленных губ.
Проклятый Змей, чью силу роковую
Не одолеть, чьих чар не избежать,
Коварный Змей, обвивший ось земную!
Земля, земля — моя святая мать,
Везде прополз он — враг твой ненасытный,
На всем его зловещая печать.
Неуязвимый, злобно-любопытный,
Следивший жизнь несчетные года,
Он исказил твой облик первобытный.
Чуть не до неба встали города,
Где ровный свет, гудки автомобилей…
И где простор потерян навсегда…
Напрасны взрывы яростных усилий,
И крик «свобода» смелых бунтарей,
Нам не вернуться к легендарной были,
Когда под солнцем, звери меж зверей,
Бродили радостно Адам и Ева,
Прекрасны, мудры в наготе своей.
Что ж, сеятель губительного сева!
Ты победил: земля в сетях твоих.