Помню, как ликовали, когда наши войска освободили Харьков, и как почернели лица, когда его вновь потеряли. Блокадный Ленинград был частью нашей жизни, нашей гордостью и болью. Все понимали, что ленинградцы скорее погибнут, чем отдадут свой город фашистам. Оставить город, колыбель революции, значит, потерять аккумулятор стойкости. Мы ложились спать и просыпались с мыслью о Ленинграде. Работали с ожесточением. Смены не менялись месяцами. На обед тратили минуты и снова — к станку. Потому и пишу о наших комсомольских делах, чтобы отдать дань уважения тем, кто трудился в лихие военные годы, не щадя своих сил, о тех, кто зовется рядовым тружеником, солдатом и одерживает победы на любом поле: военном, заводском, сельском.
Когда после болезни я вышла на работу, Лев Аронович Йорш «обрадовал» меня: «Партийное бюро поручило тебе сбор подарков к Дню Красной Армии». Я приуныла. Отправили посылки к 7 ноября, к Дню Конституции, к Новому году. И вот — снова! Да осталось ли что у людей для подарков? Собрали бюро ВЛКСМ. Разбили цех на микроучастки. Каждый обязан был поговорить с людьми и выяснить, кто и что может подарить нашим фронтовикам. Выписали материала, и девчата стали шить носовые платки, мастерить кисеты, писали теплые письма. Люди откликались охотно. Несли все, чем можно порадовать наших воинов. Кто-то принес портсигар, кто-то — носки, теплый шарф, варежки. Слесарь с участка шпилек, щеголь, не пожалел расческу в посеребренном футляре.
Отказывались чрезвычайно редко. Однажды мне назвали такого, и я пошла беседовать. Пожилой рабочий сердито сказал, что все отдал, нечего больше посылать. И сын его там, на фронте. Поняла, в самом деле нечего посылать, потому и сердится. Спросила: «А найдутся у вас нитки, иголки, пуговицы для гимнастерки? Боец из боя выйдет, а у него пуговицы оборваны. Вот и пригодятся нитки с иголкой, а к ним еще письмо ласковое. Чем не подарок?» Рабочий заулыбался: «Верно, дочка, хорошо подсказала».
А когда заколачивали ящики, Йорш признался: «Мы не думали, что соберем столько подарков. Молодцы комсомольцы, славно поработали».
Тогда Вера Рыженкова, Исаак Гольдберг, Катя Гречанинова и я были кандидатами в члены партии. Мне рекомендации давали старший мастер сталинградец Точеный, Йорш и комсомольская организация. Лев Аронович попросил: «Ты напиши заявление как-нибудь поинтереснее. А то все, как под копирку». Я обещала постараться. И вот сижу дома над тетрадным листом. Мысленно произношу пылкие слова, горячие обещания. Но рука не смеет написать их. Чего выхваляться, надо сделать, остужаю себя. Себе обещаю всегда работать честно, не избегать трудностей, ничем не запятнать чести коммуниста. Думаю, чем же я могу быть полезной партии? Вспоминаю своих братьев коммунистов-фронтовиков. Один из них погиб. Вместо павших в ряды партии должны встать новые бойцы. И теперь на меня, на моих сверстников партия вправе рассчитывать, надеяться на нашу помощь, на умение работать активно, деятельно. Нам нужно многому учиться, мужать, чтобы хоть в какой-то степени заменить погибших.