Сборка танков на ЧТЗ проходила под руководством начальника производства И. Н. Злотника. Главным технологом был А. Ю. Божко. Отец рассказывал, что находился с Александром Юлиановичем в дружеских отношениях. Божко тоже был ленинградцем, человеком высокой культуры, талантливым инженером и мастером на все руки — даже дома у него имелась маленькая мастерская.
В своих записях отец пишет: «В 1940 году А. Ю. Божко жил в трехэтажном доме напротив нынешнего главпочтамта. Будучи у него в гостях вместе с инженерами-ленинградцами, я впервые увидел домашний холодильник, который он привез из США вместе с женой-американкой. На его автомобиле мы объездили окрестности Челябинска — у него была «эмка», которую в 1941 году взяли для нужд фронта (личные машины во время войны забирали у всех, а в блокадном Ленинграде требовали сдать даже мотоциклы и велосипеды). Божко один из тех инженеров ЧТЗ (Глазунов, Ленкова и др.), которые были командированы в США для проектирования будущего ЧТЗ, что они впоследствии с успехом и сделали».
Первый танк КВ был собран накануне 1941 года и проходил обкатку на участке от заводуправления до гостиницы «Южный Урал» по булыжной мостовой улицы Спартак (ныне проспект им. В. И. Ленина).
В новогоднюю ночь в клубе завода состоялся банкет, на котором заводчане во главе с директором Соломоновичем и гости, командированные с ЛКЗ[7], отмечали общую победу — выпуск первого тяжелого танка КВ на уральской земле.
В феврале 1941 года отец и остальные ленинградцы уезжали к своим семьям. Думалось, больше не придется возвращаться в Челябинск. Но время распорядилось иначе.
Из записей отца:
«В воскресенье 22 июня 1941 года я мирно отдыхал на даче со своей семьей в поселке Вырица в 60 километрах южнее Ленинграда. По приемнику услышали выступление министра т. Молотова о вероломном нападении на нас фашистской Германии. Через час я уже мчался на пригородном поезде в Ленинград к месту работы, навстречу мне неслись товарные поезда, переоборудованные под солдатские теплушки, — и в них к линии фронта ехали новобранцы в летних гражданских рубашках — форму и оружие они должны получить в пути. В тот же вечер началось затемнение города и прозвучала первая воздушная тревога.
В сентябре начались бомбежки, а затем артобстрелы. Каждый из нас, уходя на работу, не был уверен, что возвратится домой живым и застанет дом, не разбитый бомбами. Над городом стали поднимать на тросах аэростаты заграждений. Мы, конструкторы, дежурили и работали ночь дома, другую на заводе. В ту ночь, когда я находился дома, разбомбили наше КБ. Утром, придя на работу, мы застали печальную картину: на той стороне здания, где взорвалась бомба, все окна вместе с рамами были вырваны и отброшены к противоположной стене. Все чертежные столы и кульманы изломаны и прижаты к противоположной стене. Чертежные доски (вернее, то, что от них осталось) были покрыты впившимися в них стеклянными осколками. Всюду холодный ветер гонял обрывки разорванных чертежей. Были раненые. Тяжело ранило инженера Н. М. Синева — взрывной волной и обломками его ударило в грудь. Нашли его без сознания под обломками. Но богатырское здоровье взяло верх, и после больницы он встал в строй, впоследствии даже работал заместителем главного конструктора. Генерал Котин во время взрыва был в коридоре и отделался царапинами. Один из дежурных инженеров, находившийся на улице, видел спускавшуюся на парашюте бомбу и принял ее за парашютиста. Взрывной волной его перебросило через гребень крыши, но он отделался лишь контузией.