Но с импортными труселями буквально тут же пришлось расстаться, поскольку всех загнали в баню, где после помывки отняли все гражданское белье и выдали чудовищные кальсоны на завязочках до колен и явно бэушные нательные рубахи. Попытка спасти свое имущество была пресечена наглецом с четырьмя треугольниками на воротнике. Этот хам отобрал у Вовы его собственность, да еще и наорал. Лопухов хотел ответить, но древний инстинкт подсказал другую модель поведения. Три Процента молча стоял и хлопал глазами, пока этот гад проходился по Вовиным родственникам и самому Лопухову всякими обидными словами.
А вот формы не дали, на вещевых складах запасного полка просто не нашлось формы для такого количества прибывших, тем более, что они были не первыми. Зато потом был ужин, состоящий из синюшной перловки на воде и мерзкой, едва сладковатой бурды, по какому-то недоразумению именуемой чаем. Еще раз отозвавшись "Я!" Вова, наконец, забылся тяжелым сном на верхнем этаже трехъярусных деревянных нар.
Едва голова его коснулась жиденькой подушки.
- Подъем!
Не успевшего прийти в себя Вову, сдернул с нар здоровяк Федоров. И закрутилось. Зарядка, туалет, приборка, завтрак, развод, строевая, построение, обед, построение, опять строевая, опять построение, ужин, поверка. На следующий день то же самое, только строевая сменилась кроссом вокруг монастырских стен, а вечером, когда какой-то малахольный втирал собравшимся насчет братства мирового пролетариата и скорой победы над немецким фашизмом, Лопухов элементарно заснул. Проснулся он болезненного толчка в бок.
- Встань, - прошипел кто-то сзади.
Вова выпрямил одеревеневшие ноги.
- Фамилия?! - налетел на него малахольный.
- Лопухов!
- Повторите, что я сейчас сказал?
- Немецкий пролетариат, верный заветам товарища Тельмана, просто обязан повернуть оружие против своих фашистских хозяев.
Малахольный такого ответа не ожидал и несколько растерялся. "А то!", усмехнулся про себя Вова - пять лет политеха и не такому научат.
- Почему на политзанятиях спите? - нашелся малахольный.
- Я не сплю, товарищ…
- Политрук, - подсказали сзади.
- …политрук, я слушаю с закрытыми глазами, так запоминается лучше, - выкрутился Вова.
Крыть малахольному было нечем.
- Садитесь, Лопухов, - смилостивился он, - а глаза во время политзанятий впредь держите открытыми.
Вова плюхнулся на свое место, политрук продолжил втирать собравшимся дальше.
Более или менее соображать что к чему Три Процента начал только к концу первой недели нахождения в запасном полку. Сначала изматывающий марш, когда в голове только одна мысль "дойти, дойти, дойти…", потом не менее одуряющая муштра первых дней. Все время было не до осмысления создавшегося положения.