– Ты и в самом деле его любишь? – кротко спросила она.
– Нельзя не согласиться с тем, что мистер Найт – во всех отношениях блестящий молодой джентльмен. Конечно, он мне приятен, и, конечно, я не умру от разбитого сердца, если окажется, что он всего лишь убивает скуку, ухаживая за мной, – с обескураживающей откровенностью сказала Хелен. – Мне необходимо узнать, какие чувства он испытывает ко мне, и не тратить свое время, выслушивая его комплименты, если они не подразумевают под собой ничего, кроме легкого флирта.
На взгляд Эмили, чувства мистера Найта было нетрудно описать последними двумя словами Хелен, но продолжать увещевать подругу означало привести ее в еще большее раздражение. Хелен впервые столь определенно высказывалась о своих надеждах, и Эмили следовало ценить оказанное ей доверие.
Хелен подождала ответа, но Эмили, кажется, не торопилась отвечать, и Хелен пришлось вернуться к своей недавней просьбе:
– Так ты не станешь мешать моей встрече с мистером Найтом здесь?
– Не стану, – без особого удовольствия ответила Эмили. – Но как же миссис Аллингем и мисс Олдридж? Вдруг они заметят, что мистер Найт поднялся на второй этаж?
– Миссис Аллингем всегда прощает мои невинные проступки, – Хелен улыбнулась своей хитрой улыбкой, делающей ее еще больше похожей на лисичку. – Ты уже наверняка слышала от миссис Вильерс, что у директрисы свое, особое, отношение именно ко мне.
– Как, ты знаешь о том, что болтает про тебя миссис Вильерс? – Эмили смутилась, она не знала, как сказать подруге, что миссис Вильерс поделилась своими домыслами в первые же дни пребывания Эмили в пансионе.
– Разумеется, моя дорогая, – фыркнула Хелен. – Я и сама достаточно наблюдательна, чтобы не сомневаться: миссис Аллингем – моя настоящая мать!
Эмили ахнула – как может эта девушка сохранять хладнокровие, на протяжении многих лет встречаясь со своей матерью, словно та была для нее совершенно чужим человеком?
– Сейчас ты начнешь расспрашивать меня о том, что я чувствую, – Хелен досадливо одернула кружево на воротнике серого платья. – Поверь, я привыкла к этому знанию давным-давно и не склонна проливать слезы или компрометировать миссис Аллингем, бросаясь в ее материнские объятия. Хотя это был бы невероятный скандал!
Мечтательность в тоне подруги заставила Эмили поневоле улыбнуться. Еще бы – для попечителей, учителей, учениц и их семей откровенное признание мисс Эйвери в том, что она является незаконнорожденной дочерью директрисы, было бы подобно землетрясению. Навряд ли после него школа смогла бы устоять, и миссис Аллингем пришлось бы уезжать все дальше и дальше от Роттингдина, чтобы молва о ее ужасной тайне оставалась всегда хоть на шаг позади нее.