. В таких случаях цари не раз осыпались золотом и бесчисленными подарками со стороны шахов, а доблестное воинство снискивало немалое количество добычи на полях сражений, в которых следовало за своими природными царями и князьями.
И, конечно, это было занятие, весьма подходящее и для царей, и для их воинов; война стала для грузин родной стихией, и, раз нельзя было их оружию найти применение для блага родины, они охотно служили этим оружием и за ее пределами, тем более что с ними всегда были их начальники, и на этом поприще они находили и славу, и деньги, и сильные ощущения. Многие умирали на чужбине, отпадали от христианства, ложились костьми, распинаясь за чуждое дело, но это уж неудобства ремесла.
Так называемая эпоха царей мусульман[17], от 1632 г. до падения Вахтанга (1723), к которой относится все, только что сказанное, представляет, таким образом, некоторое постоянство и определенность в отношениях Персии и Грузии. Объясняется это не чем иным, как большим сближением с Ираном царей и дворянства.
Но, опять-таки, здесь много оттенков и различий. Более прочный modus vivendi установляется в Карталинии, которая живет совершенно в ладах с Персией при царе Ростоме. Этот, во всяком случае выдающийся царь прикладывал к своим грамотам печать с надписью «Ростом, прах ног шаха» и был в постоянных сношениях с иранским правительством, на деле же распоряжался, как безусловный хозяин в Грузии. Он был одним из самых сильных и влиятельных лиц в Персии, советчик шаха Сефи, которому помог занять престол; неудивительно, что персидские гарнизоны в Гори и Тифлисе служили не столько Персии против Грузии, сколько Ростому против его грузинских неприятелей.
В Кахетии же одновременно Теймураз действует как патриот и христианин. А позже ханы, правившие в Кахетии, играли роль настоящих церберов.
Часто рядом с царями-грузинами мы видим персидских чиновников, как бы для контроля; о гарнизонах в крепостях и занятии обсервационных пунктов мы уже говорили. Дань (невольниками, шелком, денежными взносами), несомненно, существовала, также новогодний подарок шаху. Но характер и тяжесть дани, конечно, зависели от положения вещей в данный момент — она могла сбиваться на контрибуцию, могла и возвращаться назад в виде дара сюзерена вассалу. Что же касается количества платежей, регулярности их, а также того, насколько налоги, взимавшиеся под предлогом уплаты дани, служили действительно этому назначению, а не иному, об этом пока трудно высказаться окончательно.
Относительно же заложников добавим, что ими часто являлись и наследники царя; они облекались высокими званиями и должностями, например, правителей испаганских, куларагасов, т. е. начальников гвардии, мдиванбегов Ирана, т. е. верховных судий, и проч.