Одно плохо: при всём желании некому позавидовать, что ни хочешь, то и придумаешь. Мы, однако, до этого не сразу докумекали: придумал я себе финскую баню с пивным паром и фантомной женской прислугой, а Фэст тут же себе две таких выстроил. Я тогда из амбиции целый павильон таких бань и массажных салонов навыдумывал, а толку-то что? С одной стороны, одновременно во всех них сразу мыться и развлекаться всё равно не возможно, а с другой, что стоит Фэсту их целый город нафантазировать? В общем, приутихли мы, запечалились.
Тут-то меня так и осенило. Выхожу я как-то из своей половины вневременья, а нога у меня вся как есть забинтована. И тросточка в руках.
- Ты чего это, Айн, себе эту тряпку намотал? — усмехается Фэст.
- Болею я, - говорю ему таким печальным и несчастненьким голосом, а в душе у меня прямо-таки птицы поют: “Накось выкуси, у нас все без обмана! Подагра-то у меня не вчера, не сегодня появилась. Просто, пока мы спали, вином-то баловаться не приходилось, она и поутихла немного, а лишь нормальная жизнь началась: она тут как тут”.
Фэст так прямо в лице и изменился.
- А у меня, может, она тоже есть! — не сумел он свою амбицию пересилить.
- Это ты, - говорю, - кому-нибудь другому расскажи, а не мне: может и поверит, если дурак. Ты что думаешь: я твои мысли и чувства понимать разучился? Не было её у тебя и не будет. Не дано тебе! Так что извини, но сегодня мне с тобой разговаривать больше некогда: сегодня мне страдать и мучиться надо — обострение пришло. И чтоб ты у меня к моим переживаниям даже и подмазываться, не смел, - выдал я ему напоследок. - Знаем мы этаких!
Вот уж уел, так уел. Фэст после этого пять суток заснуть не мог, с лица спал и даже отощал, вроде бы: все у себя болезни искал-разыскивал. Да где ему взятъ-то их: молод ещё. Так ведь что придумал, гад этакий! Просыпаюсь я как-то утром, только хотел потянуться, да застонать от движения, а боли-то нет, как нет. Я туда колено, сюда ступню — и ничего! Пригляделся я вглубь пятки, а там шипы, как корова языком слизнула.
- Ах, ты, думаю, дрянь несчастная! Самому бог счастья не дал, так у других отнять норовит. Ну, ничего, не на такого напал!
И в суставчики-то, которые раньше болели, алмазного песку покрупнее и насыпал. Фэст, как это утелепатировал, так и пошёл на меня орать и на испуг брать:
- Ты, - кричит мысленно, - на это права не имеешь! Так и я что хочу натворить смогу. Захочу, так целый вагон песку себе в черепушку набросаю.
- А я ему так спокойненько отвечаю:
- Это уж, милый друг, твоё собственное дело. Только я то вернул себе то, что ты у меня отнял, а я у тебя ни песчинки, ни соринки не то что из твоей головы, в которой их, право слово, предостаточно, а даже из твоей половины вневременья не своровал.