— Спасибо, — сказал Стерлинг, повернув голову, и улыбнулся.
Оуэн вдруг понял, что их лица совсем близко.
— Всегда пожалуйста, — ответил он и медленно поцеловал Стерлинга.
У его губ был вкус мятного печенья, он издал радостный звук, а его ладонь легла Оуэну на колено.
После позавчерашней ночи и сегодняшних физических упражнений Оуэну совсем не хотелось торопиться. Фильм продолжался, а Оуэн целовал Стерлинга, иногда в шею и горло, иногда в волосы, снова и снова возвращаясь к его губам. Если бы ему пришлось в этот момент подобрать определение для Стерлинга, то это было бы «аппетитный», Оуэн никак не мог им насытиться. Сонный и расслабленный, а потому не жаждущий острых ощущений, он обнял Стерлинга и притянул к себе, устроившись в уголке дивана, так что Стерлинг растянулся на нем, и оба стали целоваться, как тинэйджеры, закрыв глаза и неторопливо гладя друг друга руками.
— Ты делаешь меня счастливым, — прошептал он в волосы Стерлинга, нащупав губами его ухо. Его рот слишком долго был занят поцелуями и довольными стонами, и слова выговаривались как-то странно. Целоваться куда проще. — Ты… ты хотел услышать это от меня?
Ответ Стерлинга был нежным и теплым, таким же, как его рука на талии Оуэна под задранной рубашкой.
— Боже, да. Конечно. А кто бы не захотел? — Кончик его языка лизнул Оуэна в уголок рта. — Я хочу делать тебя счастливым, — выдохнул он.
— А я хочу, чтобы ты был счастлив, — сказал Оуэн. Это уточнение показалось ему важным, хоть он и не мог ясно мыслить, когда Стерлинг был так близко, абсолютно расслабленный и такой сладкий. Боже, такой сладкий… под всей его наглостью и издевательскими ухмылками, высокомерием и нахальством, которые выводили Оуэна из себя и искушали, Стерлинг был таким…
Поток без конца повторяющихся несвязных мыслей внезапно прервался из-за незнакомого рингтона. Оуэн вздрогнул, испуганный и недовольный тем, что им помешали.
— Это твой телефон?
Глупый вопрос на самом деле, к тому же голос Оуэна прозвучал чересчур резко — в конце концов Стерлинг не виноват, что ему позвонили, — но громкая, излишне радостная мелодия произвела на него эффект ледяного душа.
— Черт… это мама, — сказал Стерлинг, пытаясь сесть и выгибаясь, чтобы вытащить мобильник из кармана; он чуть не заехал локтем Оуэну в живот и, пробормотав: — Извини, — открыл раскладушку. — Мам? Все в порядке? Да.
Он замолчал, слушая голос матери в трубке. Стерлинг выпрямился, отчего покрывало сползло с колен Оуэна, но он не двинулся с места.
— Но это же не значит, что вы должны… хорошо, но… мама, ты можешь хотя бы попытаться… но… — Стерлинг встал, набросив покрывало на ноги Оуэна, и остановился в дверях гостиной. — Ладно, отлично, но ты хотя бы передашь Джастине, что я…