Последним, что я помнила, была Айви, остановившаяся заправиться, и Трент, проснувшийся от своего полуночного сна, чтобы сесть за руль. Мы ехали по Оклахоме, и было темно, однообразно и беззвездно. Сейчас я сидела, откинувшись назад, и моргала от яркого солнца, гадая, где мы находимся. Местность снова изменилась. Пропала осока, раскинувшаяся на сухой, плоской равнине и покрывающая все вокруг бледно-зеленым ковром. Сейчас это была настоящая пустыня, растительность сухая и редкая. Под ярким солнцем и безоблачным небом цвета тускнели и размывались: желтовато-коричневый, белый, с оттенком розовато-лилового и серебряного. Я никогда раньше не видела такого отсутствия чего-либо, но вместо того, чтобы тревожить, оно успокаивало меня.
Во рту было мерзко, и я проверила свой телефон, мой мозг все еще был затуманенным, пытаясь работать без кофеина. Я пропустила еще один звонок от Биза, что заставило меня начать беспокоиться. Он должен был сейчас спать, и если бы случилось что-то важное, пикси позвонили бы Дженксу. Биз, наверное, просто снова проверял меня, все еще озабоченный тем, что я так сильно потянула линию Сент-Луиса. Он звонил вчера, незадолго до заката, и его звонок смутил меня, пока я не поняла, что там, где гаргулия находится, уже ночь. Но сейчас меня беспокоило то, что во сне он почувствовал, как я тяну линию.
Трент разговаривал с Дженксом приятным голосом, и я убрала телефон, задумавшись, как бы я себя почувствовала, если бы этот голос был обращен ко мне. Я не была в него влюблена, но сложно не принимать во внимание мужчину, который богат, сексуален и влиятелен. Трент был всем этим и еще сволочью, но почтение в его голосе, когда он говорил с Дженксом, было удивительным. Это было уважение или, возможно, дух товарищества.
Однако Трент и Дженкс были во многом похожи в вещах, которые выходили за рамки их одинакового графика сна. У Дженкса был тот же самосудный склад ума, который раздражал меня в Тренте. Я знала, что Дженкс убивал фэйри, чтобы защитить свою семью, и меньшего я от него не ждала. Айви тоже убивала людей, чтобы выжить, пока не смогла сбежать от Пискари. Я была уверена, что Пирс тоже это делал, хотя он не рассказывал мне ни о ком, кроме тех четырехсот невинных жителей Элисона, погибших из-за его неопытности. Каждый чем-то жертвовал, чтобы спасти то, что для него важно. Возможно, у Трента было намного больше важных для него вещей, чем у большинства людей.
— Где мы? — спросила я тихо, надев ботинки, недовольная тем, какой оборот приняли мои мысли. Я чувствовала себя всклокоченной, как будто я долго спала.