ЗА ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ
в России сказано немало слов о необходимости усиления государственного регулирования экономики. В то же время МВФ, Всемирный банк, американские советники и консультанты продолжают навязывать правительству РФ различные схемы дальнейшей либерализации и приватизации, выполнение которых становится необходимым условием для предоставления новых кредитов и оказания других видов так называемой финансовой помощи. Похоже, их основной целью является полное устранение наших государственных институтов от контроля за экономическими процессами, а также дробление российской промышленности, в том числе ВПК, добывающих отраслей, энергетики и средств связи. Более того, подобные идеи еще определяют в целом политику Кремля, в том числе политику кадровую.
Каковы же перспективы такой “американской помощи”? Обратимся к очевидной исторической аналогии. США. 1932 год. “Великая депрессия” в самом разгаре. Промышленное производство резко сократилось, в стране свыше пятнадцати миллионов безработных, фермеры задумываются о том, стоит ли вспахивать землю и работать над будущим урожаем. Жизненный уровень снизился втрое, из страны бежит капитал, экспорт находится на самой нижней планке, неудержимо разрастается криминальное сообщество. Чтобы выплачивать заработную плату, некоторые штаты начинают печатать собственные деньги.
Что можно предпринять в этой катастрофической ситуации? Бывший президент Гувер советует своему преемнику, относительно молодому Франклину Рузвельту, проделать следующее:
– добиться сбалансированного бюджета;
– любыми путями “задушить” инфляцию;
– сохранить стабильный доллар.
Гувер был уверен, что иной курс погубит страну. И его каноны вполне соответствуют современным инструкциям МВФ для стран “третьего мира” и России в частности: сбалансированный бюджет обязателен, главный враг — инфляция, а стабильный доллар и желательно пожестче привязанный к нему рубль — величайшее благо.
Но, к счастью для Америки, Рузвельт отнесся к рекомендациям Гувера с меньшим доверием, чем граждане России — к обещаниям Ельцина, Гайдара и Чубайса. Его действия были высшим проявлением американского прагматизма. Ни одна идея, ни один курс не были для него “священными”, если не давали позитивного эффекта. Он менял свои программы действий немедленно, если становилась очевидной их ошибочность, пробовал самые различные меры: прямое государственное финансирование, систему общественных работ и т.д. “Люди должны иметь мужество искать средство собственного спасения. Не важно, что может стать этим средством”. Его терпеливое экспериментирование не имело ничего общего с жестким (а в России — и весьма жестоким) стремлением изменить всё и вся немедленно, сейчас же. Здравый смысл и воля — вот формула успехов Рузвельта, позволившая ему стать величайшим американским президентом ХХ века.