В.Ч.
Я полагаю, Александр Андреевич, нет нужды в покаяниях, потому что ничего у наших газет не было связано с осуществлением каких-то замыслов Кремля. Вполне естественно, такой радикальный поворот в истории, как уход крупного разбойника от власти, уход Ельцина, порождал ожидания и надежды на перемены. Любой человек, который приходил после Ельцина, должен был стать народу ближе — потому что он прерывал антинародное вероломство и мог строить свою политику. И предвестие этого было в первом послании. В тех или иных эвфемизмах это было изложено, и мы, народ, оппозиция, протянули руку — готовы, мол, к работе по спасению страны. Путин, прямо не отвергая этого, всячески вуалировал свои истинные пристрастия. Его контакты с людьми, его талантливые выходы в трагических сценах — "выть хочется" — до сих пор завораживают людей, питают надежды. Вообще, людям свойственно жить надеждами, а не конфликтами. Мне кажется, нужно поглубже осмыслить неоднозначность нынешнего положения власти, нынешнего положения Путина. А она состоит не в том, что он немножко обманывает народ — политики во многих странах играют с народом, припудривают свою политику, облачаются в маску заботливого добряка. Мне кажется, что конфликт Путина состоит не только в этой двойной бухгалтерии, в двойном стандарте. Одно — имидж перед народом, другое — реальная политика. Ситуация представляется сложнее.
Мы только что были свидетелями того, как Путин уже не в завуалированной форме предложил нам некую аранжировку грефовской программы. Исполнил "Гимн реформ на слова Грефа", как говорят наши читатели. И что же, где ликование "новорусской" буржуазии? Мы видим: проповедники либерализма одобрительно покивали, но… продолжают активно грызть нынешнюю власть и грызут Путина. Раньше казалось, критикуют за непоследовательность в проведении либеральных реформ, а теперь за что? Давай попытаемся разобраться.
А.П. Разберемся или не разберемся — не знаю, но приблизительный эскиз набросаем. Жизнь народа — она стомерная, не определяется даже тысячью параметров, и каждый важен. Не учти одного параметра в этом объяснении момента — ты можешь срезать главную почку, откуда кинется новый росток истории. Поэтому наши импровизации, конечно, очень приблизительны.
Мне кажется, парадокс сегодняшнего политического момента в нашей стране заключается в том, что существует главный фундаментальный конфликт в жизни общества — то, что мы обозначили расколом обездоленного, оскорбленного, оскверненного большинства, причем это не какая-то маргинальная часть, это элита, активные, достойные люди, которые оказались попранными и выброшенными за пределы истории. И агрессивное, аморальное, не сформулировавшее для себя даже правила социальной мимикрии меньшинство, которое правит бал современной российской истории. Вот это — колоссальный, исторический конфликт. Он оказывается зашифрованным. Он недостаточно проявлен. Потому что в силу ряда загадочных обстоятельств это большинство по-прежнему молчит, оно почти молчит, почти не сопротивляется. Его убивают, оно тает со скоростью одного миллиона в год и оно не сопротивляется. Нет интифады, гражданского неповиновения времен Ганди, нет даже радикальных форм проявления национального травмированного чувства. Поэтому этот конфликт оказывается как бы выведенным за видимые формы, за телевизионные экраны.