— Ты не спала.
— Ты здорово нашумел, когда вошел.
— А тебе не хотелось спуститься? Посмотреть, как у нас идут дела?
— Не хотелось вам мешать.
Я снял с себя джинсы и свитер. Их было некуда вешать, и инстинкт подсказывал мне, что нужно надеть их снова и в таком виде лечь в постель. Однако Лекси молча наблюдала за мной, и я послушно сложил их на полу и забрался в постель.
— Она тебе все рассказала. — Положив руку на грудь, Лекс повернула голову набок. — Я слышала. Она говорила не переставая.
Я потер глаза.
— Да, она все рассказала. Завтра я поговорю с Дансо.
— С Дансо?
— Нужно, чтобы он отправил ее в другое место.
Лекси приподнялась на локте.
— Нет, ей пока нельзя уезжать!
— Мы за нее не отвечаем…
— Нет! — прошипела она. — Отвечаем. Ты не можешь просто так ее отпустить.
Я повернулся к ней. В ее глазах отражался оранжевый свет уличных фонарей.
— Что?
— Мы не можем ее отпустить. Пока. Мне нужно, чтобы кое-кто на нее взглянул. В Глазго, а не в Лондоне, потому что нужно преодолеть кое-какие дурацкие профессиональные предубеждения, чтобы показать ее Кристофу, но это будет на следующей неделе, а до тех пор мы должны держать ее при себе. — Она закусила губу, заглядывая мне в лицо. — Оукси! Ну всего несколько дней! До понедельника.
Я вздохнул. Взяв жуткого вида подушку, взбил ее кулаком — жалкая попытка придать ей больше объема — и лег на кровать, закинув руки за голову и глядя в потолок. Пожалуй, только теперь я понял, насколько измучился.
— Давай спать. Хорошо?
Но Лекси не собиралась спать. Она по-прежнему смотрела на меня и задумчиво покусывала губу. Закрыв глаза, я отодвинулся от нее подальше.
— Оукси, — позвала она, похлопав меня по плечу, — она что-нибудь сказала? Она говорила, что с ней не так?
— Думаю, она сама себя не знает. Дай мне заснуть.
— И у нее нет никаких соображений?
— Думаю, нет.
— Ну а у тебя? У тебя есть какие-нибудь соображения?
— Лекс, ради Бога, я же не врач!
— Может, она даст мне взглянуть?
— Попроси ее сама.
— Тебя это не интересует. Ведь так? Тебя это не интересует.
— Почему же, — возразил я. — Меня это интересует.
Но я говорил неправду. Меня нисколько не заботило, что там у Анджелины не так. Когда я закрыл глаза и погрузился в дремоту, я увидел перед собой не Анджелину и даже не Лекси. Я увидел перед собой лицо Дава.
«Малачи, Малачи… — пульсировало у меня в голове. — Что же у тебя за план?»
Планы Малачи беспокоили Дансо не меньше моего. Инстинкт подсказывал ему, что нужно слушать меня, а не Стразерса, однако его мысли простирались дальше моих, и он принялся рассуждать о лондонских террористах-смертниках, о возможностях, которыми обладает Малачи, и о том, не отвечает ли его эффектная смерть еще чьим-нибудь интересам. Дансо вышел на министра внутренних дел, и через несколько дней на встречу с ним вылетели из Лондона старшие офицеры из антитеррористической группы СО13. Штаб по расследованию инцидента в Обане вскоре заполонили эксперты по взрывчатым веществам и специалисты по созданию психологического портрета преступника, разрывавшие на части единственный компьютер. Отслеживались все бывшие члены ППИ, все спонсоры, все, кто за последние десять лет присылал в общину письмо или электронное сообщение. Была поставлена задача допросить всех, кто мог знать Дава, — даже тех, кто имел отношение к расследованию в штате Нью-Мексико. Некоторые местные и шотландские телеканалы обратились с призывом найти украденный из Криниана голубой «воксхолл» — и сразу же два десятка бдительных граждан заявили, что видели эту машину, причем половина из них опознала Дава. О том, что он и есть убийца с острова Свиней, эти люди знали из прессы, которая как только ни изощрялась, помещая заголовки типа: «Загадка исчезнувшего проповедника. Безумный монах с острова Свиней». Все это весьма забавно, говорил Дансо, поскольку полиция до сих пор не получила от прокурора разрешения публично объявить Малачи подозреваемым.