— А знаешь… — сказала я, когда Оукси спустился к завтраку. Сейчас мы с ним были вдвоем — Анджелина все еще спала, дверь в ее комнату была плотно закрыта. Оукси сел напротив, пряча глаза и делая вид, будто читает план книги, который подготовил для Финна. — Тебе надо получше скрывать свои чувства.
Он посмотрел на меня. Пару раз его зрачки расширились и снова уменьшились, словно он пытался меня разглядеть.
— Что ты сказала?
— Да ладно! — Я коротко рассмеялась. — Я слишком хорошо тебя знаю. Ты действительно расстроен. И не только из-за Малачи Дава. Это из-за нее. — Я кивком указала в сторону лестницы. — Из-за нее тоже.
Он смотрел на меня, как на совершенно незнакомого человека, так, будто я только что случайно встретила его на улице и теперь вдруг уселась за обеденный стол.
— Не надо так смущаться, Оукси. Я все знаю. Я прекрасно знаю, что творится у тебя в голове. Я не дура.
Он не сводил с меня взгляда — смотрел так напряженно, что на лбу у него вздулась вена, которая ровно пульсировала.
— Лекси, я знаю, что ты не дура, я никогда не считал тебя дурой, и я… — Он вдруг замолчал и после паузы продолжил: — Так что творится у меня в голове?
— Ты испытываешь отвращение. — Я засмеялась. — Тебе не хочется даже находиться с ней в одной комнате.
— Отвращение? — зачарованно повторил он. — Отвращение. — Медленно, не сводя с меня глаз, он положил рукопись и неловко встал. Подойдя к раковине, открыл кран и отхлебнул немного воды.
— Есть одно важное правило, Оукси, — сказала я, обращаясь к его спине. — Одно фундаментальное правило приличия не только для медиков, но и для всех людей. Нужно стараться скрывать свое отвращение. Особенно от тех, кого считаешь отвратительными.
Не поворачиваясь, он выпрямился и сделал несколько глубоких вдохов, как будто старался успокоиться. Вода текла по его рукам и капала с пальцев на пол. Я как раз собиралась продолжить, когда он поднял ногу и стукнул ею по дверце шкафа; раздался громкий треск.
— Господи! — ошеломленно сказала я. — Что ты делаешь?
Он не ответил. Руки его тряслись, он стоял, склонив голову, и молча смотрел на свою ногу, где из-под ногтей выступила кровь. Не глядя на меня, он повернулся, подошел к столу и тяжело опустился на табуретку. Так он и сидел, сгорбившись, и тупо смотрел на кофейник. Выглядел он ужасно.
Я осторожно присела, в душе зашевелилось беспокойство. Он что-то знает, подумала я. Он что-то знает о Даве.
— Джо! — позвала я. — Что такое? Что происходит?
— Лекс, — не глядя на меня, сказал он. — Я тебя люблю. Ты ведь это знаешь, правда?