Вскоре мы были расписаны по экипажам кораблей и стали жить на берегу в коттеджах (еще один повод для нашего постоянного восторга и удивления). С утра начинались интенсивные занятия по специальности. Первые лекции нам читали офицеры Военно-морского флота США. Это были высококвалифицированные специалисты, которые вкладывали всю душу в нашу подготовку. Переводчики едва успевали за ними.
Несмотря на современное огульное охаивание всего советского, в том числе и просвещения, необходимо сказать, что теоретическая подготовка наших моряков была высокой, что признавали и американцы. Помнится такой случай: в середине одной лекции майор Хикок обратился к аудитории с вопросом: «Господа, кто может рассчитать электрическое сопротивление участка цепи?» — и изобразил его на доске. Весь зал поднял руки. Не веря этому, наш лектор одного за другим вызывал моряков к доске, и, наконец, придя в восторг от их аргументированных, продуманных ответов, демонстрирующих четкое понимание физической сущности обсуждаемого вопроса, заключил: «Русские прислали инженеров, а не матросов».
Вечерами мы собирались в кубрике, и каждый делился воспоминаниями о доме, семье, родине. Мы привезли с собой пять советских кинокартин и бесконечно «крутили» их, причем не столько для себя, сколько для американцев. Особенной популярностью у них пользовалась «Волга-Волга». Однажды, начальник американской военно-морской базы тоже «завернул на огонек»; рядом с ним сейчас же сел переводчик, чтобы переводить реплики героев фильма. После перевода знаменитых куплетов: «Америка России подарила пароход: две трубы, колеса сзади и — ужасно тихий ход!» — он вдруг вскочил и закричал: «No! No, it…s not true — it…s propaganda!».[32]
Каждый американский моряк носил с собой фотографии и, с гордостью показывая, говорил: «Мой дом, моя жена, сын» и так далее. Как-то один из них спросил одного нашего матроса: «А ты имеешь машину?» Помня о том, что в Америке нельзя ронять достоинство советского гражданина, тот кивнул: «Да» — и стыдливо отвел глаза. Американец показал руками, как крутят педали велосипеда, и добавил: «Это?» «Да», — машинально ответил моряк.
Но разница в жизненных условиях, в материальной обеспеченности совершенно не чувствовалась при общении друг с другом. Кстати, часть нашего денежного содержания мы получали в американской валюте: по двадцать долларов в месяц плюс бесплатные сигареты. Когда срок нашей командировки закончился, у меня на руках оставалось где-то около пятнадцати долларов: я не пил, не курил, жвачкой не интересовался… Вопрос, как использовать эту, пусть и не очень значительную, сумму, довольно долго не давал мне покоя. Лишь покидая гостеприимную землю Америки, я нашел ей достойное применение. Но об этом — позже.