— Это было до такой степени плохо?
Бренвен кивнула и повесила голову. Волосы скрыли ее лицо.
— Я говорила тебе, что у меня больше не будет детей? Я говорила тебе, что, когда я потеряла своего ребенка, что-то случилось и, чтобы спасти мне жизнь, врачи вынуждены были вырезать мне матку?
— Нет. Ты говорила мне, что потеряла ребенка, но не рассказывала всего остального. — Он протянул к ней руку, взял ее за подбородок и повернул ее голову так, чтобы она смотрела прямо на него. — Я сочувствую твоей боли, но если я женюсь на тебе, то не потому, что мне нужны дети, а потому, что мне нужна ты.
— Не надо, Ксавье, — прошептала она, чувствуя, что он собирается поцеловать ее, — пожалуйста, не надо.
Она быстро поднялась с дивана и отошла. Она охватила себя руками и с трудом сглотнула, почувствовав, как ее заполняет огромная, сладкая печаль. Затем она повернулась лицом к нему, кофейный столик стоял между ними. Выражение его губ чуть было не заставило ее онеметь. Она снова сглотнула и спросила:
— Ты помнишь, как несколько недель назад, когда я сказала тебе, что хочу уехать ненадолго, ты захотел поехать со мной, чтобы, как ты сказал, «посмотреть, к чему это приведет»?
Ксавье нахмурился. К чему она клонит? Он ответил:
— Конечно, помню.
— И я поехала одна. А когда я вернулась, наша дружба продолжалась, как прежде. Так как же ты перешел от желания оказаться наедине со мной, чтобы посмотреть, к чему это приведет, к тому, чтобы просить меня выйти за тебя замуж, как тебе удалось самостоятельно перейти от одного к другому и за такой короткий промежуток времени?
— Я борюсь со своими чувствами к тебе вот уже много месяцев. Да каких месяцев — лет! Конечно, мне хотелось уехать вместе с тобой, но… ну, это не было необходимо. Я знаю, что я люблю тебя. Я знаю, что, если ты выйдешь за меня замуж, я оставлю сан. Я долго не был в этом уверен, но теперь я уверен.
Бренвен набрала в грудь побольше воздуха. Она ненавидела себя за то, что собиралась сделать, но это было необходимо.
— Не надо использовать меня, чтобы решить свои проблемы с Церковью, Ксавье.
Его лицо потемнело, как она и ожидала. Но, по крайней мере, он не взорвался.
— Ты так думаешь? Ты сомневаешься в том, что я по-настоящему люблю тебя?
— Нет, я не сомневаюсь в том, что ты любишь меня, и тем не менее уверена и в том, что сказала только что.
И в этот момент Ксавье охватил гнев, бурный и ужасный, как ураган.
— Проклятье! — воскликнул он, с грохотом ударяя кулаком по кофейному столику. Толстая свеча подпрыгнула и погасла.
Он поднялся с дивана величественно, как громовержец, и засверкал на нее глазами.