* * *
Председатель собрания уже говорит довольно долго, но внимают ему только первые ряды, потому что сидящим в конце зала ничего не слышно. Им остается рассматривать либо потолочные балки, либо фотографии Народного Избранника: Рик за наполеоновским письменным столом, позади него выстроились ряды книг по юриспруденции. Рик во время первого и последнего в своей жизни посещения фабрики пьет чай среди рабочих. Рик, наподобие сэра Френсиса Дрейка, устремивший взор на плавающую в тумане армаду траулеров — погибающую рыболовецкую флотилию округа Галворт. Рик — фермер, посасывая трубку, он с видом знатока оценивает стати коровы. По одну руку от Председателя под складками желтого флага сидит дама — служащая местной избирательной комиссии, по другую руку — пустые кресла, оставленные для Кандидата и его команды. Время от времени Председатель напрягает голос, и тогда до Пима доносится какая-нибудь отдельная фраза — что-нибудь насчет Порочности Воинского призыва или Ужасов Монополизма — или, совсем уж ни к селу ни к городу, какое-нибудь виноватое вводное предложение, вроде: «Как я уже говорил всем минуту назад». И дважды, сначала когда девять превращается в девять тридцать, а потом в десять минут одиннадцатого из внутренних помещений появляется пожилой шекспировский вестник; он с трудом ковыляет на сцену, чтобы, потирая ухо, дрожащим голосом заверить собравшихся, что Кандидат уже выехал, что график встреч у него в этот вечер крайне напряженный и его задержал снегопад. И когда мы уже окончательно потеряли надежду, в зал гордо входит мистер Маспоул в сопровождении Максуэла Кэвендиша, оба в серых костюмах и оба важные, как церковные старосты. Друг за другом двое мужчин шествуют по проходу, взбираются на трибуну и, пока Маспоул обменивается рукопожатиями с Председателем и дамой из избирательной комиссии, майор вытаскивает из портфеля какие-то исписанные листки и раскладывает их на столе. И хотя к концу кампании Пим может насчитать не меньше 21 публичного выступления Рика, на котором он присутствовал, ни разу между этим собранием и выступлением в ратуше накануне выборов не видел Пим, чтобы Рик обратился к записям майора или даже вспомнил об их наличии. Таким образом постепенно он пришел к выводу, что никакие то были не заметки и не конспект, но лишь предмет театрального реквизита, театральный жест, который должен был подготовить нас к самому Явлению.
— Что это сделал Макси со своими усами? — взволнованно шепнул Пим Сиду, который встряхнулся от этого вопроса, пробудившись от дремоты. — Неужели заложил и их?