Позже, когда я снова встретился с Авророй и имел слабость позволить ей узнать, что она с этого времени — единственная женщина в моей жизни, она мне ответила режущим голосом:
— Я ненавижу чувства, которые вызываю.
С самого начала между нами было ее тело. И это тело, всегда отсутствующее, разлучало нас. Она говорила мне:
— Это не очень важно…
Иногда мне попадались подобного рода тела — и мне это бывало неприятно. Но обитавшие в них женщины, как правило, воспринимали свое безразличие как проклятие. Они его оплакивали. Они горевали или притворялись, будто испытывают наслаждение.
Любопытно, но Аврора казалась довольной в этом теле, почти покинутом ею. Она им пользовалась, как доспехами из прекрасной плоти, мягкой, послушной, механистичной. Там она была вне досягаемости. Она не сожалела о своем удовольствии. Она ему не доверяла.
Самое странное, что эта холодность очень быстро меня привлекла. Я продвигался по этому телу, как по девственным снегам. И этот холод скоро показался мне желанным.
Стоило мне подойти к Авроре — и все то, что в ней избегало меня, удесятеряло мое возбуждение. Каждый раз я говорил себе, что она просто разжигает во мне страсть жестами, вздохами, уловками, что она просто притворяется, потому что ей что-то от меня нужно. Чем дальше, тем более я жаждал ускользавшего от меня удовольствия.
Я немедля предпочел эту холодность легкому согласию моих молодых девиц. И предсказуемому трепету Дельфины.
С Авророй я загорался, потому что хотел ее разжечь. Я считал себя облеченным некой миссией. Более того, я был убежден, что в этом ее безразличии есть какое-то изящество и девственность. Ко мне вернулось это беспокойное и забытое чувство, что в удовольствии есть что-то нечистое. Как звон стакана, говорят, всегда предвещает чью-нибудь погибель.
У женщины, которая приняла меня в своем доме в Сен-Клу, были жгуче-черные глаза на смертельно бледном лице. Лет шестидесяти. Может быть, моложе. Высокая, элегантная, хрупкая. Еще жизнерадостная, несмотря на круги под глазами, которые придавали трагическое выражение ее лицу. Она ждала меня в саду, где были расставлены накрытые столы со свечами и букетами лилий. Прислуга суетилась в этой обстановке, такой же рафинированной и безликой, как в гостиницах класса «люкс». Я сидел в велюровом кресле, спинка которого щетинилась двумя головами львов. Все в этом месте, казалось, говорило о дутой роскоши. Я не знал, что я пришел искать у этой женщины, смотревшей на меня из-за веера, которым она иногда лениво и устало обмахивалась.
Она не может уделить мне много времени. Приглашенные прибудут менее чем через час. Она должна еще уточнить несколько деталей по поводу ужина.