— Какая наглость! Какое бесстыдство, мадемуазель! Вы должны сгореть от стыда! Вы женщина — неужели вы забыли об этом? — а женщины ничего не смыслят в науках! Их разум не приспособлен для таких трудностей. Разумеется, я допускаю, что они могут запоминать, повторять движения или действия. Но что касается анализа, диагноза...
Старый знахарь, который выдавал себя за cesculapius>1, хотя из-за его грубейших врачебных ошибок погибло множество людей, что никак не могло считаться успехами, повернулся к сыну, такому же бездарному лекарю, с заговорщической улыбкой на губах.
— Ну, Грегуар... Если вы не остережетесь, эта девица вскоре начнет вас учить, как пускать кровь!
В ответ на это гротескное предположение брат самодовольно расхохотался. Затем Грегуар окинул свою сестру взглядом с ног до головы. На его лице отчетливо читалось отвращение. Усталым тоном он произнес:
— Ба... Если она хочет стирать грязное белье или готовить мази под моим руководством, тогда мне не придется платить аптекарю. А к тому же она сможет заниматься моими детьми, тем самым освободив мою жену от тяжелой работы.
— Какое благородное предложение, сын мой! Что на это скажете, мадемуазель? Примите во внимание то, что вы стареете. А я не могу содержать стареющую дочь. Что касается вашего замужества...
Аннелета заметила искорку злобного упоения, блеснувшую в глазах обоих столь похожих мужчин. Как они радовались, что им удалось так дешево от нее избавиться! Аннелета вдруг все поняла. Ей открылась страшная правда во всей своей мучительной ясности: все эти годы она внушала им страх. Ее ум, способность вникать в суть и использовать свои знания буквально терроризировали их. Из-за нее они были вынуждены признать свою ограниченность. И за это они никогда не простили бы ее.
Как ни странно, но констатация этого досадного факта принесла ей утешение. Аннелета не была одной из них, поскольку они не хотели ее. Ей больше нечего было делать среди них. Мягким, но непреклонным тоном она сказала:
— Я не принимаю этого предложения.
Губы отца скривились от негодования. Угрожающим тоном он прошипел:
— Хорошо... Мы не чудовища, чтобы принуждать вас. А раз так, мадемуазель, у вас остается только один выход... — Он фыркнул, повернувшись к сыну, и насмешливым тоном добавил: — Если только какая-нибудь жаба не превратит вас в очаровательную принцессу!
Подражая отцу, Грегуар рассмеялся, одобряя столь жестокую шутку.
— Итак, я вижу для вас только один выход, — повторил мужчина, переполненный злостью. — Монастырь, дочь моя.