Если для шаха Масуда источником финансирования стали богатейшие в мире месторождения лазурита, то для талибов — полностью подконтрольное им производство наркотиков. Год за годом поля мака захватывали земли, ранее засевавшиеся традиционными для Афганистана культурами — пшеницей, ячменем, просом, горохом, фасолью, чечевицей, кунжутом, хлопком. И главное, что с маком не было никаких проблем — он оказался идеально приспособленным к афганскому климату с его перепадами дневных и ночных температур, с холодной зимой и все сжигающим летом. Складывалось впечатление, что сам Аллах проголосовал за мак.
Моему хозяину, Сайдулло, все это не очень нравилось, но сеять мак оказывалось почти тем же, что сеять деньги. И они росли очень хорошо и быстро, без каких-либо забот. А за деньги — доллары — можно купить все что хочешь. Хотя это и деньги врагов. В этом видится тоже что-то неестественное и непонятное для моего хозяина, а потому постоянно беспокоящее и вызывающее размышления. Он часто говорил, что раньше мир спокойно размещался в голове его деда и даже отца. Все было понятно и просто: земля мира — шариат, земля войны — джихад, земля перемирия — многобожники и люди книги. А сегодня он ничего не может понять — все смешалось. А что ждет его внуков?
Я убеждался, что жить только сегодняшним днем не может даже самый простой и совсем необразованный человек, который не видел ни одной книги, кроме Корана. Да и ту ему читал сын, когда приезжал из Ургуна. Человеку нужно понятное будущее, куда он охотно направляет свои мечты и желания и которое по мере сил сам же и приближает.
На площади уже собрались люди, человек сто пятьдесят. Мужчины, некоторые так же, как и я, в паткулях вместо чалмы, — в народе их прозвали «максудовками», — в длинных рубахах ниже колен и традиционных жилетках, с мотыгами на плечах. Они стояли молчаливые, словно недовольные, что их оторвали от каких-то очень важных дел. Хотя это были просто жалкие попытки отыскать в хламе что-то привычное и могущее как-то сгодиться в последующей жизни.
Молодые женщины с занавешенными лицами и в голубых покрывалах. Некоторые держали на руках детей. Сгорбленные беззубые старухи, которым уже нечего скрывать. Они тяжело опирались на свои мотыги и яростными глазами глядели на ребятишек, подводивших сбитого летчика к группе седобородых мужчин. Один из них, видимо, и был старейшина — спинжирай, то есть белобородый. Он сидел на камне, покрытом бараньей шкурой, руки опирались на посох. Белая чалма оттеняла его темное, невозмутимо-властное лицо. Что-то вроде плаща или покрывала песчаного цвета окутывало его фигуру.