Жили две семьи в одном доме: Ходорковский с Инной — на втором этаже, Невзлины — на первом. И общий вход. Потом какое-то время снимали там же бывшие цэковские дачи, и там уже каждый жил в своем доме. А еще через некоторое время арендовали часть кампуса у международного университета в Сколково с двухэтажными домами и снова жили в одном доме, переделав коттедж под двухсемейный дом: общий вход, а потом одна семья — налево, вторая — направо. «Яблоневый сад» в Жуковке появился позднее — в 1999 году, и там у каждого из акционеров будет свой дом.
Леонид Невзлин: Отношения были легкими и комфортными. Мы друг другу не мешали. Жены тоже, мне кажется. Мы много работали, свободного времени оставалось мало. Принцип — воскресенье отдать семье, но тоже не всегда получалось. У нас есть еще одно общее с Мишей: мы никогда не обсуждаем отношения с женщинами, детьми. Не то чтобы это было табу, а просто не принято. Ни он не любит, ни я. Мы могли о чем угодно говорить, спрашивать, просить совета. Но вот обсуждать детали отношений, что-то очень личное в области эмоций — этого не было. И не потому что не могли — я ему абсолютно доверял, думаю, он мне тоже, просто этой темы не было.
Инна Ходорковская: Для Михаила очень важна среда. Он, мне кажется, таким родился. Он существует в социуме, и он лидер. Родители — чудесные, благородные люди, со своими принципами, понятиями. Но он какой-то отдельно стоящий от отдельно стоящих… Мне очень в жизни повезло. Я люблю интеллектуальных людей и люблю наблюдать, как у них складывается общение. Я Невзлиным наслаждалась в свое время. Он приходил, а я садилась — и все, слушала. У него мыслительный процесс же постоянно происходит, у Миши свой. Потом появился Платон — его вообще очень сложно понимать, но там такая база знаний чувствуется. У них была одинаковая скорость мышления и память, конечно. Каждый из них феноменальный человек. И они дополняли друг друга. Думаю, не случайно они оказались все вместе.
Инна так и не закончила Менделеевский институт. Смеется и говорит, что муж ее «утащил», пугал, что химия чревата облысением. «Он бы меня не отправил в самостоятельное плавание. Ревнивый, конечно! Нормальное мужское чувство. Я в институте начала курить. Он бесился, на обед меня не отпускал. Представляешь, только от мамы вырвалась, а тут еще одна „зануда“… Выдергивал изо рта сигареты, крал пачки, в общем, вел себя безобразно. Не сказала бы, что сильно изменился в этом отношении. Он не любит, когда я себя порчу. Я курила 20 лет, а потом бросила. Сама. И только так это и могло произойти. Когда в мое пространство врывается другая энергия, я начинаю сопротивляться. Вот это он не понял. И не понимал до самого ареста. Да и я только потом поняла, что меня просто надо было оставить в покое, чтобы я разобралась со всем сама. Я вообще саморегулирующийся человек, вот мой вакуум, мой угол, я разберусь. Собственно, я и разобралась, когда осталась без него. А до этого был непрерывный забег, мы неслись…»