— Я ее друг, — повторил он. — Она рада меня видеть. А тебе она не рада. Так что убирайся.
— Н-нет. Это ты должен уйти.
— Что?!
Нимета взяла Эвириона за руку. Он трясся от злости.
Кэдок заговорил, и в голосе его звучало негодование. Он даже заикаться перестал:
— Мы знаем, что сюда ходят невежественные крестьяне. Нам жаль их, мы хотим их вывести к Свету. А что за пример подаешь им ты, крещеный, образованный, состоятельный человек, если ты сам ходишь к колдунье, язычнице? Ты уклоняешься от исполнения своего долга. Если бы только одна твоя душа была в опасности, я бы смирился, прости меня Христос. Но ты и других ведешь к сатане. Этому необходимо положить конец. Немедленно.
— А если нет? — прорычал Эвирион.
— Тогда мне не останется ничего иного, как доложить обо всем епископу. Тебя отлучат от церкви. Ни один христианин не будет иметь с тобой дела. Подумай хотя бы об этом, если тебе наплевать на собственное спасение.
— Эвирион, не надо! — крикнула Нимета.
Кэдок посмотрел на них обоих.
— Мне д-действительно жаль, — сказал он, и видно было по его лицу и глазам, что он говорит искренне. — Поверьте мне, я вовсе не хочу кляузничать и не желаю вам зла. Нимета, почему ты не выслушаешь меня? Пойми же, мы все так ждем твоего возвращения! И ты, Эвирион, мы с тобой часто ссорились, но ты ведь неплохой человек. Я буду молиться, чтобы Господь спас тебя от дурных поступков.
— Уйди, — заревел моряк, — пока я тебя не прикончил!
— Очень хорошо. Н-не потому, что я боюсь, просто я не хочу скандала. Обещаю молчать. Никто не узнает от меня, куда ты ходил. Если только ты не будешь здесь появляться. Не надо! — умоляющим голосом сказал Кэдок и, споткнувшись, вышел.
Когда звук его шагов замер, Эвирион осушил чашку, которую он сжимал как оружие.
— Ух! — воскликнул он. — Дай мне еще, девочка, или я что-нибудь разнесу вдребезги.
Нимета поспешно наполнила чашку. Он залпом выпил и постарался взять себя в руки.
Сердито глядя в угол комнаты, сказал голосом, лишенным всякого выражения:
— Главный вопрос: где и как убить это насекомое.
— Да ты говоришь, как помешанный, — возмутилась она.
— А ты что, хочешь, чтобы я ему подчинился?
— Этого я тоже не хочу. Друг мой, дорогой друг, мой… мой брат… — она схватила его руку. — Прошу тебя, будь осторожен. Не надо гневаться. Ради тебя самого и ради Юлии, ради моего отца. И даже ради меня.
Он поставил чашку на стол и взялся за нож.
— Ух, придется мне теперь ходить к тебе пешком, так, чтобы никто не знал. Сейчас, правда, мне уже скоро уезжать. Но до чего меня все это раздражает!
Она кивнула: