Голос Грациллония изменился:
— И что же? Положить ее на круп лошади? Чтобы все насмехались и проклинали ее? Нет. Она отправится домой, к королевам Иса.
— Но люди могут не поверить, если мы ее не покажем, — запротестовал Корентин. — Они могут подумать, что она до сих пор здесь, в этих водах.
— Пусть думают. Моряки, что посмелее, скоро поверят нам. Когда долгое время все будет спокойно, и остальные выйдут в море.
Корентин подумал немного, а потом вздохнул:
— Ну ладно. Хорошо. Они будут помнить о ней и о Исе, как о легенде. Будут рассказывать об этом зимними вечерами у камина.
Грациллоний смотрел на узел.
— Это и все, что останется в памяти.
Корентин заморгал, стараясь удержать непрошеные слезы.
— Сын мой… — голос дрогнул. — Трудно мне, старому и бездетному, понять, как тебе, должно быть, тяжело. Пусть заживут твои раны. А шрамы от них, сын мой, — залог награды на Небесах.
— Моя дочь… — Грациллоний поднял голову и встретился с глазами епископа. — Сейчас, перед смертью, она сказала, что любит меня.
Ответ был безжалостен:
— Еще одна ее ловушка.
— Не знаю, — сказал Грациллоний. — И никогда не узнаю, пока сам не умру. Должен ли был я ее удерживать для тебя?
Корентин кивнул:
— Да. Это был твой долг.
Грациллоний развел руками:
— Если она говорила правду, то отправится ли душа ее в ад? Быть может, Господь проявит к ней милосердие?
— Не нам устанавливать границы Его милосердия, — тихо ответил Корентин. Что еще мог он сказать? Потом он возвысил голос:
— Но ради Него и ради всех не мучай себя этими мыслями.
Грациллоний улыбнулся:
— О, у меня есть, о чем думать. Весной опять будет война.
Он присел, взял тело и понес его через прибрежную полосу к воде. Спасательная лодка находилась на глубине в несколько футов. Он положил в нее свой груз. Оглядевшись, нашел камень нужного размера. Это была капитель колонны с изображением цветка. Он положил камень в лодку и влез в нее сам. Мачта, нок-рея, свернутый парус были аккуратно сложены. Грациллоний вынул весла, оттолкнулся и погреб от берега. Отлив помог ему плыть. Корентин смотрел на него с берега, а потом сел. Годы брали свое.
Грациллоний миновал морские ворота и поплыл дальше. Поскрипывали в уключинах весла. Ветер усилился, и лодка подпрыгивала на серо-зеленых волнах. Утро было холодное, тускло светило солнце.
Он наконец добрался до погребальной акватории Иса. Там дно опускалось до неизведанных глубин. Он сложил весла на дно, и лодка поплыла по течению. Вдалеке виднелась темная полоса: это был Сен.
Он отрезал кусок веревки и привязал камень к щиколоткам, потом обвязал веревкой саван, но остановился. Ис сам совершал погребальный обряд. «Боги жизни и смерти, боги моря, питающего Ис, возьмите мою любимую…» — Нет, он не должен произносить эти слова. Да и не стал бы, если бы это было можно.