Гнет (Марченко) - страница 60

   Услышав остервенелый, разносившийся по всему этажу госпиталя крик, в палату сбежались тогда врачи и стали успокаивать разбушевавшегося полковника, а я, выйдя из палаты какое-то время, стоял коридоре - в душе у меня тоже кипело. Спустя минуту, не в силах понять тогда, как умудренный жизнью человек, дослужившийся до полковника, может не понимать и не знать очевидных вещей, я в горячности побежал в библиотеку. В те годы, не смотря на абсолютную невостребованность, даже в самой захудалой библиотеке страны можно было без проблем  найти  полное собрание сочинений Ленина, и я попросил у молодой девушки – библиотекарши, сорок пятый том сочинений Ленина.

    Странно хмыкнув и удивленно на меня посмотрев, она принесла мне уже присыпанную пылью увесистую книгу в синем дорогом переплете, и я вернулся в палату.

   - Вот, - открыв страницу и указав пальцем в нужное место, сказал я тогда полковнику, - почитайте…

   Полковник нехотя надел очки и уткнулся в книгу, и, по мере того как он читал ее, я видел, как его мясистое лицо становилось то до белизны бледным, то  багрово-красным, покрываясь капельками пота...

   Одурманенный советской пропагандой и ослепленный фанатичной любовью к своему вождю, он, не веря своим глазам, несколько раз перечитывал  письмо Ленина и внимательно вглядывался в обложку книги: все еще сомневаясь в достоверности всего того, что в ней напечатано, затем он отложил книгу на тумбочку, снял с носа очки и пустым взглядом стал молча смотреть  перед собой в одну точку.

   - Ну, что, товарищ полковник,… Вы прочитали? – спросил я его через минуту, с нетерпеливым любопытством посмотрев в его совершенно растерянные глаза.

   - Все это очень странно,… - подавленно произнес он, не поднимая на меня глаз.

    Полковник еще какое-то время сидел молча, видимо, переваривая прочитанное, и не зная, как ему реагировать на слова Ленина - человека,  имевшего, в отличие от меня,  абсолютный для него авторитет, затем он медленно лег на свою кровать и, отвернувшись лицом к стене, громко засопел. На этом наши разговоры о политике с ним прекратились - больше полковник не грозился вышвырнуть меня из Пограничных войск, но испытанное мной  гнетущее ощущение той, времен Сталина, атмосферы, я не в силах забыть до сих пор.

   А баба Киля, отвечая на мой вопрос о Сталине, тогда тоже несколько секунд сидела молча, обдумывая ответ на мой вопрос, затем ответила:

    - Я, внучек, никогда не слышала от наших мужчин, пришедших с фронта, о том, что они шли в бой за Сталина,…за Родину – слышала, а за Сталина – нет. Я вполне допускаю, кто-то из офицеров, поднимая солдат в атаку, выкрикивал лозунг: «За Родину, за Сталина!», но, во-первых, - размышляя задумчиво продолжала говорить баба Киля, - Родина и Сталин – это не одно и то же, а во-вторых, солдат под любым лозугом поднялся бы тогда в атаку, потому что знал: если он откажется идти в атаку, он тут же получит или пулю в затылок, или будет отправлен в штрафбат, где выжить было почти невозможно. Нет, внучек, - баба Киля в упор посмотрела мне в лицо, - я не думаю, что люди, пережившие те ужасы, о которых я тебе рассказывала, шли тогда в атаку, чтобы умереть за душегуба, завалившего трупами всю нашу страну.