«Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, буквально окаменел. Голова ушла в плечи, в расширенных глазах явный испуг. (Сталин, конечно, решил, что мы пришли его арестовывать). Он вопросительно смотрит на нас и глухо выдавливает из себя: «Зачем пришли?» Заданный им вопрос был весьма странным. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать».
Вообще, эту буйную фантазию, видимо, все же ошибочно приписали Анастасу Ивановичу. Уж он-то должен был знать и помнить, что за его долгую жизнь, находясь в руководстве партии, он ни разу не участвовал даже в арестах простых секретарей райкомов партии, — ну, а чтобы поднять руку на своего брата по Политбюро, такая идиотская мысль вряд ли могла придти ему в голову.
Если и пришли бы, предположим, с целью ареста Сталина, — ведь по версии «Микояна», тот «Сталин в кресле» решил же, что его пришли арестовывать, — то какое же должно было быть обвинение и в чем, конкретно, оно должно было выражаться? Поэтому, стоит ли удивляться, читая, что Сталин «вопросительно смотрит» на прибывших товарищей, ему ведь тоже не ясно: «За что?» Может за то, что оскорбил в Наркомате обороны «мужественного» Жукова и после этого молчком уехал к себе на дачу? А скорее всего, за то, что «всякая связь с ним оборвалась». А ведь по законам военного времени это действие могло быть приравнено к диверсии.
К тому же кресло, в котором сидел Сталин, что-то плохо вписывается в интерьер столовой. Из жизни кремлевских богов, что ли, — обедать, сидя в кресле? Лучше всего для этой залы подходят стулья или широкие лавки.
Теперь внешний вид вождя. Каким должен был выглядеть человек, перенесший сильное отравление? Это только Никита Сергеевич в вышитой рубашке мог радовать членов Политбюро своим «гопаком». И если человек после болезни еще слаб и требует отдыха, лучше всего ему, конечно, находиться в состоянии полусидя или полулежа.
У наших мемуаристов всегда происходит что-то, необъяснимое: только вчера в Наркомате «Сталин взорвался», т.е. если мягко сказать, был в ярости. Спустя всего сутки от прежнего Сталина не осталось и следа: «голова ушла в плечи, в расширенных глазах явный испуг». Видимо, поэтому так долго прятали историю болезни Сталина, что там мог быть записан диагноз этого странного «заболевания» вождя. Но и без помощи врачей, пообщавшись с членами правительства и Политбюро, прибывшими к нему на дачу, Сталин, видимо, понял, что его промедление с возвращением в Кремль грозит гибелью не только Красной Армии, но и всего Советского Союза.
Поэтому, по возвращению в Кремль после «болезни» Сталину пришлось сразу решать многие накопившиеся вопросы: и по международным отношениям, и по поводу Англии, и по реорганизация Московского военного округа, путем замены командного состава, и по установлению связи с Западным округом, привлекая к решению этой задачи наркома связи, и создание ГКО, с привлечением к руководству грамотных специалистов — и т.д., и т.п. А то, что мемуары участников данных событий часто искажены, а архивные документы либо сфальсифицированы, либо просто уничтожены, лишний раз говорит о том, что в этом деле не все чисто. Честному человеку нечего бояться. А вот подлецу и негодяю во власти всегда хочется скрыть свои делишки, чтобы не предстать перед судом истории.