Сразу за городом он
разоблачился – снял парадные княжеские одежды и остался в простом овчинном
полушубке и старенькой, отороченной парчой, шапке.
В санный возок сели
трое. Сам Мономах. Его воевода Ратибор. И игумен с ящичком, в котором хранились
принадлежности для письма и заготовки для печатей, скреплять грамоты.
Его друг детства,
боярин Ставр Гордятич поехал верхом на могучем коне.
И правильно сделал.
Им втроем тесновато было в небольшом возке, а сядь в него высокий, дородный
Ставр, то ему одному места мало будет, остальным тогда - хоть наружу вылазь!
Пусть скачет, -
улыбнулся, глядя на него, Мономах. Все равно силу некуда девать – не зря уже в
народе богатырем зовут!
Одно плохо, больно
охочь до беседы этот боярин. Не то, что Ратибор, который может молчать всю
дорогу. Или игумен, что и сам молится и другим молиться или думать не мешает. А
Ставру все кажется, что они забыли что-то, готовясь к важному разговору. Вот и
приходится перекрикиваться через маленькое оконце, да утайкой, чтобы ни
человек, ни ветер, ни сорока раньше времени не разнесли по миру то, из-за чего
они с такой спешностью ехали к великому князю.
Мономах сам только
недавно стал предпочитать езде верхом такой вот возок. А так, считай, – год за
годом, десятки лет прожил в седле, дойдя до возраста, когда мужчина зовется уже
не молодым человеком – а средовек. Хорошее время - и ум есть, и силы еще не
остыли. Можно, конечно, и на коне. Но… в возке как-то уже приятнее...
Знал князь – шепчутся
за его спиной враги-недруги, да всякие завистники: замок, мол, в Любече
построил на манер немецких… зимний возок, дескать, сделал себе совсем, как они…
А почему бы и не
построить? Отчего не завести? – удобно откинулся на спинку сидения Мономах. -
Что зазорного в том, чтобы лучшему у чужеземцев учиться? Не худое же у них
перенимать!
Ему вдруг
вспомнилось, как отец однажды показывал ему письмо своей сестры, его тетки, к
Ярославу Мудрому, которую тот выдал замуж за французского короля и без подписи
которой не был действителен ни один их закон. Как она плакалась батюшке, что
заслал ее в такую дыру, как Париж.
«Улицы здесь узкие,
грязные, вонючие, помоями залитые, - жаловалась она. - Народ груб, неучен, не
чета нашему. Даже читать-писать не умеют…»
- Княже! – подскакав,
окликнул Ставр Гордятич.
- Ну что еще?.. -
недовольно поморщился Мономах.
- Не надо было тебе все-таки
уступать киевский стол Святополку! Ну что хорошего сделал он для Руси? Бросил в
темницу послов половецких, чем всю Степь на нас, не готовых к войне с ними,
поднял… Тебя на помощь позвал, да только и свою, и твою дружину на Стугне-реке
бесславно положил… Как мы-то с тобой еще живы остались? Вся Русь тогда кровью
умылась! А потом как правил? А-а!.. Что толку теперь говорить… Был бы ты сейчас
Великим князем, только бы и оставалось, что отдать всем князьям приказ. А так…
Поезжай теперь, упрашивай, доказывай, кланяйся. Было бы хоть кому!..