- Запомнил? – спросил
Мономах.
- Еще бы! Такую
грамоту не запомнить! А что забыл – по дороге вспомню! – радостно отозвался он.
- Тогда запечатывай,
отче!
Игумен достал из
мешочка свинцовую заготовку, взял щипцы с двумя матрицами и, морщась от усилия,
скрепил грамоту печатью с изображением святителя Василия Великого, имя которого
во святом крещении носил Мономах, и надписью: «Господи, помози рабу Твоему
Василию».
- Свою печать тоже
поставишь? – с готовностью протянул брату грамоту Мономах, но тот только устало
махнул рукой:
- Одной твоей хватит!
И так едут!
- А коли так… -
Мономах, поцеловав печать, весомо вручил грамоту гонцу и показал ему рукой на
дверь: - Тогда поспешай с Богом!
Гонец снова
поклонился князьям, быстрым шагом вышел из гридницы, затем, грохоча по ступеням
крыльца, из терема и, сев на коня, поскакал по улицам просыпающегося стольного
града Киева.
Ни ему, ни Мономаху
не было ведомо, что в коридоре великокняжеского терема, один из слуг, словно
невзначай, спросит у вышедшего из двери усталого писаря:
- Куда это ни свет,
ни заря так спешно послали гонца? Чуть было не сбил меня по дороге!
- А в Смоленск! –
устало отмахнулся тот и, спохватившись, не сказал ли чего лишнего, испуганно
умолк.
Но слуга, протиравший
деревянные перила, казалось, уже снова был занят своим делом.
Однако, как только
писарь ушел, он тут же выскочил из терема, сам толкая встречных слуг, вылетел с
великокняжеского двора и, подбежав к сидевшему у дороги нищему с чуть раскосыми
глазами, что-то коротко и быстро шепнул ему на ухо…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«Одолень-трава»
Глава первая
1
Трудная служба у
гонца. Ни днем тебе, ни ночью покоя…
Грамота.
Печать. Меч.
Путь-дорога,
как тетива.
Мчит гонец
врагам встречь,
Князя передать
слова:
Иду
на вы,
Иду на вас за
Русь!
Иду
на вы,
Иду
на вас, клянусь,
Что
не сносить вам
Вашей головы.
Иду на вы!
Иду на вы!
Весело стучат
по заснеженной дороге копыта вороного коня. Радостно ехать по родной земле, да
еще с такой грамотой!
Столько лет ее ждали
люди на Руси!
Доброгнев скакал по
знакомым местам, то и дело привычно поглядывая по сторонам. Время набегов
закончилось, вон, запоздалый, последний, надо полагать, в этом году набег
только недавно прошел, кое-где половецкие следы совсем еще свежие. И ехал он по
родной земле, причем, уходя в ее глубь. Отчего бы не попеть песню, которая сама
рвалась из груди? Ведь белым гонцом скакал, а не черным, который возит плохие
вести! И на радостях, позабыв осторожность, убаюканный мыслью, что не может
половец тут же вернуться на место набега, он беззаботно пел: