— Ну в этом я не разбираюсь, — развел руками Симонян. — В наших институтах такого не проходят.
Ашот Мартунович знал, что и на его родине есть люди, которые лечат нетрадиционными способами. Практик до мозга костей, он не очень-то верил в действенность подобных методов, хотя, если верить слухам, некоторым такое «лечение» помогало. Поговаривали, что сам покойный генсек в последние годы жизни обращался к народным целителям. Будто бы его пользовали каким-то биополем. Всплывало имя Джуны Давиташвили и еще нескольких других людей.
Когда о подобном слышишь, то верится с трудом. Но если сам становишься свидетелем необычных явлений, тут уж даже если ты отъявленный скептик, приходится верить глазам своим. Хотя, конечно, бывают ловкачи, умеющие отвести взгляд, обвести вокруг пальца, подсунув иллюзию. Например, земляки военврача, отец и сын Акопяны. Настоящие армяне, молодцы! Ловкость рук — и никакого мошенничества.
Однако то, что проделывали «монашки», на иллюзию не походило. И это заставляло Симоняна о многом задуматься и многое пересмотреть. Вплоть до того, что, плюнув на свою кандидатскую степень и доцентское звание, он бы согласился на пару месяцев стать скромным учеником самой молодой из этих знахарок. Нутром чуял, что смог бы за такое короткое время собрать материала на докторскую и пару-тройку монографий.
Так не возьмут же, мерзавки.
Они, похоже, совсем не женщины. Никакой реакции на противоположный пол. Снуют туда-сюда, звенят склянками, шуршат травами. И когда только отдыхают, когда едят, наконец?! Хорошо бы пригласить какую-нибудь на знатный ужин с долмой, шашлыком, настоящим армянским коньяком. Слово за слово, рюмка за рюмкой — глядишь, дело и сладилось бы.
Пробовал. Дохлый номер.
Дарика же чувствовала себя по-настоящему счастливой.
Наконец она находилась при деле, была кому-то нужна. С ней считались, советовались, как с ровней, прислушивались к ее мнению.
Сестры сами, казалось, знавшие все на свете, с интересом внимали рассказам девушки о свойствах тех или иных степных трав и растений. Кое-что для них стало новостью, и они сделали пометки в своих книгах. А кормчая Ага Кос даже выразила Дарике признательность от имени ковена. Разумеется, знаками, потому как обет молчания есть обет молчания. Пока не завершится трудное дело, нельзя нарушать законы, установленные Высочайшими.
Она видела, как воспринимает Ар-тем ее контакты с грайитками. Настороженно, будто опасаясь, как бы магички не обидели его ученицу. А чего переживать-то, спрашивается? Словно Дарика девчонка-несмышленыш, только-только приставленная к знахарке-травнице для обучения ремеслу. Не она ль до прибытия в Тхан-Такх чародеек выходила десятка два недужных, доказав свое право именоваться врачевательницей?