Никитин встречает меня, отмытого до скрипа кожи, чисто выбритого и благоухающего «Тройным» одеколоном, виноватой улыбкой. Что это все улыбаются второй день, как японский премьер-министр на очередной годовщине Фукусимы? Так смешно выгляжу?
— Николай Михайлович. — Надо же, запомнил. — Извини.
— За что?
— Хотел помочь, а сам…
— Ерунда, справимся.
— Без меня — нет. Там компрессор заводить нужно, давлением выгонять. Само не посыплется.
— Это примерно, как на цементовозах?
— Похоже, — согласился Иваныч и закусил губу.
Ну и видок у мужика! Похмелье, боль от варварской операции, температура наверняка еще держится. Его бы сейчас печенкой твареныша накормить, хотя бы соленой, но пока нельзя. Еще день-два, там и пробовать будем. Иначе с непривычки проблюет часа полтора, может рану потревожить.
— Володя, ты чего звал-то? Только извиниться? Мог бы и потерпеть.
— Не только. — Никитин закрыл глаза и попросил: — Когда будете уезжать, пистолет мне оставь.
— Не понял…
— А чего ты не понял? — Иваныч говорил тихо, срываясь на свистящий шепот. — Муку погрузите и уматывайте отсюда к ядреной матери. Так доходчивей?
— Пистолет, значит? И с одним патроном, так? А нож тебе ритуальный не отковать, самураю недоделанному?
— Не твое дело!
— Нет уж, извини, мое. — Я без замаха двинул раненому в глаз. Кулаком — пощечины мужчинам не к лицу. — В самопожертвование решил поиграть, сука? Боишься обузой стать?
Никитин молчал, отвернув морду к стене.
— Ну и молчи. Знаешь… там, наверху, в галерее… там бы не только пистолет дал, сам бы удавил. Но не смог, как видишь. Так что живи и не пытайся соскочить. Жизнь, она ведь та же работа, только ответственности в ней больше. И в основном не за себя.
— А толку в моей жизни? Жена погибла, дочь… — Иваныч запнулся, на глазах выступили слезы и дрогнул голос. — Дочь тоже погибла. Даже отомстить некому стало.
— Дурак ты, Вовка.
— А ты?
— И я дурак. Но только верю, уж извини за пафос, что мир жив, пока живы его последние защитники. А дурак в том, что хочу оказаться в этой очереди даже не предпоследним. И детей подвинуть как можно дальше.
— Дети…
— Да, Вова, дети. Хочешь подохнуть? Да пожалуйста! Но только знай — если завтра они начнут умирать с голоду, то это из-за того, что один мудак не увидел смысла в их жизни.
— В своей.
— Да кто сказал, что она твоя?
— А…
— Заткнись! Ты же инженер-механик? Вот и будешь работать по специальности. А то как в каменном веке живем, скоро с топором на лампочку бросаться начнем. Интеллигенты, мля… Не дергайся, это не тебе. Ветряк поставить сможешь?
— Смогу.