– С удовольствием – я одолжу у Морли машину, и с утра первым делом поедем за покупками. А пока не выпить ли нам винца? – Набросив на лампу красную бандану, я устроил уютный полумрак, мы разлили вино, и пошли разговоры ночь напролет. Сначала Джефи рассказывал, как он служил в торговом флоте в Нью-Йорке и ходил с кортиком на бедре, в 1948 году, что удивило нас с Альвой, потом – про одну подругу из Калифорнии, в которую он был влюблен: – У меня на нее на три тыщи миль стоял, обалдеть можно было!
Затем Кофлин попросил:
– Расскажи им, Джефи, про Великую Сливу.
– Одного дзенского учителя, по имени Великая Слива, – с готовностью начал Джефи, – однажды спросили, в чем главный смысл буддизма, а он и говорит: цветки тростника, ивовые сережки, бамбуковые иглы, льняная нить, короче, держись, браток, экстаз во всем, вот что он хотел сказать, экстаз духа, мир есть дух, а что есть дух? Дух – не что иное, как мир, елки. Тогда Конь-Прародитель сказал: «Этот дух есть Будда». И еще сказал: «Нет духа, который есть Будда». И потом про братишку Великую Сливу: «Слива созрела».
– Все это очень интересно, – сказал Альва, – но Ou sont les neiges d'antan?
– Ну, тут я как бы согласен, потому что на самом деле беда в том, что эти люди видели цветы как бы во сне, но, елки, мир-то ведь р е а л е н, а все ведут себя так, как будто это сон, блин, как будто они сами сны какие-то, точки какие-то. А боль, любовь, опасность возвращают человеку реальность, скажешь, нет, Рэй, помнишь, когда ты испугался там, на уступе?
– Да, тут все было реально.
– Вот поэтому переселенцы, пионеры – всегда герои, всегда были для меня героями и всегда будут. Они постоянно в боевой готовности, в реальности, неважно, реальна она или не реальна, какая разница, Алмазная Сутра гласит: «Не делай окончательных заключений ни о реальности существования, ни о нереальности существования», или что-то в этом роде. Наручники размякнут и дубинки загнутся, будем же свободными, черт побери.
– Президент Соединенных Штатов внезапно косеет и уплывает! – кричу я.
– И анчоусы станут пылью! – кричит Кофлин.
– На Златые врата – Голден-Гейт закатную ржавчину вылью, – говорит Альва.
– А анчоусы станут пылью, – настаивает Кофлин.
– Плесните-ка мне еще глоток. О! о! ого-го! – Джефи вскакивает: – Я тут Уитмена читал, знаете, что у него написано: «Вставайте, рабы, и устрашите иноземных титанов» – я хочу сказать: вот она позиция барда, поэта, дзенского безумца, певца неизведанных троп, смотрите, бродяги с рюкзаками заполоняют мир, бродяги Дхармы, они не подписываются под общим требованием потреблять продукты и тем самым трудиться ради права потреблять, на хрена им все это говно, холодильники, телевизоры, машины, по крайней мере новые шикарные машины, все эти шампуни, дезодоранты, дрянь вся эта, которая все равно через неделю окажется на помойке, на хрена вся эта система порабощения: трудись, производи, потребляй, трудись, производи, потребляй – великую рюкзачную революцию провижу я, тысячи, миллионы молодых американцев берут рюкзаки и уходят в горы молиться, забавляют детей, веселят стариков, радуют юных подруг, а старых подруг тем более, все они – дзенские безумцы, бродят себе, сочиняют стихи просто так, из головы, они добры, они совершают странные непредсказуемые поступки, поддерживая в людях и во всех живых существах ощущение вечной свободы, вот что мне нравится в вас, Смит и Голдбук, люди с восточного побережья, а мы-то думали, что там все давно сдохло.