– Ну-ка?
– «Матерь детей своих, сестра, дочь старика больного, девственница, порвана блузка твоя, ты голодна и боса, и я голоден тоже, возьми эти строки».
– Недурно, недурно.
– Хочу кататься на велосипеде в послеполуденную жару, хочу пакистанские кожаные сандалии, хочу кричать высоким голосом на дзенских монашков, стриженых, в легких летних пеньковых рубахах, хочу жить в замках с золотыми шатрами, пить пиво, прощаться, прибыть в Йокогаму, крикливый большой азиатский порт, где суета и суда, надеяться, работать, возвращаться, уезжать, уехать в Японию, вернуться в Штаты, читать Хакуина, скрипеть зубами, усердствовать, работать над собой, и чтоб ничего не вышло, чтобы понять… понять, что мое тело и все остальное становится старым, больным и усталым, и таким образом постичь, что сказал Хакую.
– Кто это – Хакую?
– Его имя означает «Белая Тьма», значит, Тот, кто жил в горах за Северной Белой Водой, куда я собираюсь отправиться в путешествие, Господи, какие там, должно быть, крутые ущелья, поросшие соснами, бамбуковые долины, небольшие утесы.
– Я с тобой! – (это я).
– Хочу читать про Хакуина, он пошел к старику, который жил в пещере и питался каштанами, и старик велел ему бросить медитацию и размышления о коанах, как вот Рэй говорит, а вместо этого научиться правильно засыпать и просыпаться: засыпая, говорит, надо сомкнуть ноги и глубоко дышать, сосредоточившись на точке в полутора дюймах ниже пупка, пока не почувствуешь, что там образовался как бы комочек силы, тогда начинай дышать прямо от пяток вверх, собери все свое внимание в этом центре, говоря себе, что это есть Чистая Страна Амиды, центр сознания; а проснешься – тоже сразу начинай сознательно дышать, потянись немного и думай о том же самом, и так всю жизнь.
– Смотри-ка, это мне нравится, – говорит Альва, – по крайней мере какие-то конкретные указания. А еще чего?
– И вообще, сказал он, не нужно ни о чем думать, просто ешь как следует, но не слишком много, и спи как следует, вот и все; старик Хакую сказал, что прожил таким образом триста лет и готов прожить еще пятьсот, так что, скорее всего, он еще жив, если он вообще когда-нибудь был.
– Или пастух пнул его пса! – вставляет Кофлин.
– Клянусь, я отыщу в Японии эту пещеру.
– В этом мире жить невозможно, но больше негде, – смеется Кофлин.
– В каком смысле? – спрашиваю я.
– В том смысле, что стул, на котором я сижу, есть львиный трон, а лев ходит и рычит.
– Что же он рычит?
– Рахула! Рахула! Лик Славы! Вселенная сжевана и проглочена!
– Да иди ты! – кричу я.
– Через пару месяцев я собираюсь в Марин-Каунти, – говорит Джефи, – сто раз обойду вокруг Тамальпаиса, чтоб поспособствовать очищению атмосферы и приучению тамошнего духа к звукам сутры. Как думаешь, Альва?