Я на несколько часов остаюсь один. Окно выходит во внутренний двор монастыря. Выглядываю и вижу странное представление: звучит полдневный удар гонга, и примерно сотня монахов колоннами выходят из дверей, усаживаются на землю на равных расстояниях друг от друга и замирают. Не могу удержаться и воображаю, что одна из фигурок в монастырском одеянии — моя Кейра. Если воспоминания о пережитом прошлой ночью реальны, она должна скрываться где-то в этом храме — возможно, в этом дворе, среди собравшихся на молитву тибетских монахов. Зачем ее здесь держат? Я думаю лишь о том, как забрать ее и увезти подальше.
На полу возникает полоска света, я оборачиваюсь: на пороге монах и послушник. Я не верю своим глазам.
У тебя на лбу длинный шрам, нисколько тебя не уродующий. Я хочу обнять тебя, но ты делаешь шаг назад. Твои волосы коротко острижены, лицо ужасно бледное. Смотреть на тебя, не имея возможности прикоснуться, — худшее из наказаний, ощущать твою близость и не сметь прижать к груди, сжать в объятиях — невыносимо жестокая пытка. Ты смотришь, не отводя взгляда, но не позволяешь приблизиться, словно время объятии миновало, твоя жизнь пошла иным путем и мне в ней нет места. Твои слова ранят еще сильнее, чем отстраненность.
— Ты должен уйти отсюда, — бесцветным голосом шепчешь ты.
— Я пришел забрать тебя.
— Я ни о чем тебя не просила, ты должен уйти и оставить меня в покое.
— А твои раскопки, а остальные фрагменты… можешь отречься от нас, но не от своего дела!
— Это теперь не важно, сюда меня привел мой кулон, здесь я нашла куда больше, чем искала во внешнем мире.
— Я тебе не верю; твоя жизнь не здесь, не в этом монастыре на краю света.
— Вопрос перспективы, земля круглая, тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было другому. Что до моей жизни — я едва не лишилась ее по твоей вине. Мы не понимали, что делаем. Второго шанса не будет. Уходи, Эдриен!
— Не раньше, чем сдержу данное слово. Я поклялся отвезти тебя в долину Омо.
— Я не хочу! Возвращайся в Лондон или куда хочешь, только подальше отсюда.
Ты накинула капюшон, опустила голову и медленно пошла прочь, но на пороге оглянулась и сказала с отстраненным видом, кивнув на рюкзак:
— Твои вещи выстирали. Можешь здесь переночевать, но завтра утром ты должен уехать.
— А Гарри? Ты и от него отрекаешься?
По твоей щеке скатилась слеза, и я понял безмолвный призыв.
— Та маленькая дверь, выходящая в ров, — спросил я, — через которую ты выходишь ночью к реке, где она находится?
— В подземелье, прямо под нами, но не ходи туда, умоляю.
— Когда ее отпирают?