— Подожди, секунду. — Останавливая ведьмака, я прикоснулась к его плечу. — Ты в порядке? Выглядишь неважно.
— Я в полном порядке. — Он ласково погладил меня по щеке. — Не беспокойся.
— Как все прошло в Варшаве?
Вестич заметно напрягся и опустил руку.
— Сложнее, чем я предполагал, — через паузу, с расстановкой, словно бы тщательно подбирая слова, вымолвил он. Отчего-то стало понятно, что тема закрыта раз и навсегда.
— Филипп! — Со стороны дома прозвучал музыкальный голос Аиды.
Под козырьком на крыльце вспыхнул уличный фонарь, и на широких каменных ступеньках заблестел ледок. По клумбе с торчащими из-под снега прутиками розовых кустов растянулись неровные тени.
Парень многозначительно закатил глаза, вызывая во мне понимающую улыбку:
— Что-то она задержалась сегодня.
Аида Вестич, наверное, самая породистая из всех известных мне ведьм, обладала даром обостренного слуха. Она без труда различала все разговоры, происходящие в доме, или же, находясь в спальне на втором этаже, при желании могла расслышать, как скребутся в подвале мыши. Возвращение сына она, конечно, не пропустила.
Ведьмак выбрался из внедорожника. Подавив тревогу, я нацепила на лицо вежливую гримасу и тоже открыла дверь.
— Дорогой, мы ждали тебя только завтра! — Аида спустилась с крыльца и обняла любимого сына.
— Получилось пораньше освободиться. — Он растер плечи матери ладонями. — Зачем на холод выскочила?
Родственники нарочно не упоминали причину, почему Хозяин уезжал в Польшу. На любые разговоры о случившейся семейной драме стояло негласное табу — слишком болезненными были воспоминания.
Зябко поежившись, я покрепче запахнула куртку и направилась к крыльцу. Мороз, и в правду, пробирал до костей.
— Добрый вечер.
— Саша… — Аида одарила меня короткой, сухой улыбкой. Подобно всему колдовскому обществу, хозяйка дома не одобряла наших с Филиппом отношений и переносила присутствие человеческой девушки в жизни ее «безупречного» сына, как неизбежное зло. Но она была слишком деликатна, чтобы демонстрировать открытую неприязнь.
Мы вошли в огромный, ярко освещенный холл. Горела старинная хрустальная люстра. Сотня прозрачных подвесок тоненько зазвенела от сквозняка, и на мраморном полу закружилась мозаичная тень.
Меня пугало бездушное Гнездо. В особняке не хватало уюта, присущего дому моих родителей. Ни забытых стаканов на столиках, ни вороха газет на журнальном столике в гостиной, ни скомканного пледа на диване. Красиво обставленные комнаты походили на шикарные экспозиции в мебельных магазинах, а воздух пах неприятно, как на заброшенном, полном рухляди чердаке.