Лулу Митреску стал с тех пор заметной личностью в движении, а Гицэ Заримба удостоился быть членом «тайного совета»…
Жорж Попа, тогда еще подросток, ученик лицея, естественно, не мог знать всех этих подробностей, но со слов отца он знал, что групповод Митреску принимал участие в торжественном вручении наград участникам расправы над Стелеску… Все десять легионеров из «команды смертников» были тогда задержаны полицией и заключены в тюрьму Вэкэрешть, однако «капитан» добился от монарха разрешения вручить каждому из них легионерский орден «Белый крест»… Именно Лулу Митреску командовал этими убийцами при построении во дворе тюрьмы для встречи государственного знамени, принесенного легионерами вместе с орденами, именно он зачитал приказ «капитана» о наградах осужденным легионерам, приказ, полный славословий в их адрес. Облаченный в ризу легионер-священник отслужил молебен, «легионеры-мученики», как окрещены они были в приказе «капитана», опустились на колени, поцеловали крест, и легионер-священник щедро окропил их святой водой… При этом выстроенные в шеренгу жандармы с карабинами на изготовку, присланные префектурой для усиления охраны на время церемонии, растерялись было и также опустились на колени…
Лулу Митреску не раз впоследствии называл про себя эту церемонию «комедией окропления кровью и святой водицей». Но, услышав из уст какого-либо новичка нотку пренебрежения к легионерскому девизу, возводящему готовность легионера умереть в высочайший подвиг, он безжалостно третировал его за малодушие и эгоизм, порождаемые непониманием величайших и благороднейших целей движения.
Нечто подобное произошло у него и с Жоржем Попа, никак не решавшимся проявить твердость, чтобы заставить мать не выдавать тайну и таким образом вынудить ее стать фактической соучастницей совершенного ими преступного акта на электростанции…
Лулу резко осудил Жоржа Попа, пристыдил его за малодушие и нерешительность, однако постарался не доводить конфликт до крайности. К тому были весьма важные в настоящий момент для заядлого картежника Лулу причины. Деньги, полученные на поездку в Болград, он в тот же вечер продул, не выезжая из Бухареста. Из-за этого непредвиденного обстоятельства он выехал днем позже и Новый год провел в поезде. На обратный путь у него не оставалось ни гроша. Выход из этого затруднительного положения он видел только в том, чтобы подзанять деньжат у Жоржа Попа. Потому-то групповод Митреску и умерил пыл, заговорив вкрадчивым голосом:
— Поверь мне, мсье Жорж, я вовсе не такой бесчувственный, каким, наверное, кажусь тебе… Я прекрасно понимаю, что такое мать, и сочувствую, конечно… Но нет же другого выхода у нас! Ты, видимо, не отдаешь себе отчета в том, что произойдет, если твоя маман обратится в полицию?! Дело неизбежно получит широкую огласку, коммунисты и жиды поднимут такой вой и гвалт, что нам с тобой свет не мил станет!.. Короче говоря, это пахнет скандальным разоблачением… Ни один шеф из «тайного совета» не простит такое никогда! Сам знаешь, всякая сентиментальность у нас не в почете… И обидно, черт возьми, если вместо благодарности за столь блестяще выполненное трудное дело с нас спустят три шкуры… Обидно и глупо! Слово чести легионера!