— Рузичлер?
— Вы не ошиблись! — охотно подхватил мануфактурщик, стараясь переключить разговор на другую тему. — Именно он хотел взять этого босяка в свою типографию и сделать из него печатника!.. А как вы думаете — для чего? Очень просто! Чтобы этот бунтарь мог печатать большевистские прокламации и подбивать людей на…
— Тс-с, тише! — прервал его цирюльник. — Рузичлер как раз идет сюда…
Гаснер замолчал, но ненадолго. Он убедился в том, что типограф только здесь узнал о появлении сына Томовой в кандалах и под конвоем жандармов, и наслаждался, видя, как удручающе подействовало на него это сообщение. С того памятного дня, когда типограф был у него дома и ушел, изругав его последними словами, они не здоровались и не разговаривали друг с другом. Теперь желая еще больше огорчить своего обидчика, Гаснер снова стал петушиться, переходить от одного к другому и нарочито громко восклицать:
— Так вы понимаете, что его ждет? Он уже получит то, что до сих пор никому не снилось! Сейчас другое время — война! И уж как-нибудь я знаю, что говорю, поверьте мне!
Увлекшись, Гаснер не заметил, что типограф давно уже покинул кофейню и вряд ли слышит его пророчества…
Дома Илья не успел еще рассказать матери и деду, что отныне он будет жить в Болграде под надзором полиции, как раздался стук в дверь. Тревожно забилось сердце Ильи. Испуганно прижалась к груди сына мать. И только дед, сурово нахмурив брови, после короткого раздумья громко спросил:
— Кто там?
Это был типограф Рузичлер. Он стоял на пороге в полном недоумении.
— Илюшка?!
— Да, господин Рузичлер… Здравствуйте!
Типограф с распростертыми руками бросился к Илье, обнимал и тискал его, жал руку и хлопал по плечу…
— Так мне же сейчас сказали в кофейне, что тебя привели жандармы, как последнего преступника, закованного в кандалы!
— Все верно… Но, как видите, освободили.
— Совсем?
— Надеюсь…
Рузичлер смотрел на Илью, словно не верил ни глазам, ни ушам своим, и снова стал обнимать его.
Илья впервые за долгое время рассмеялся. Но тут же посерьезнел.
— Большое спасибо вам, господин Рузичлер, за помощь, которую вы оказали здесь моим, — сказал он, освободившись наконец из объятий типографа. — Я этого никогда не забуду и, как только подыщу работенку, начну постепенно…
Рузичлер не дал ему договорить:
— Брось ты чепуху городить! О чем говоришь? Как тебе не стыдно! Чепуха все это!..
— Нет, не чепуха! — вмешался старик Липатов. — Наша вам сердечная благодарность, господин Рузичлер. Вы и ваша жена сделали для нас много доброго… Очень много!
— Перестаньте! И слышать не хочу, — отмахивался типограф. — Илюшка на свободе! Вот что важно!