— Как чудесно тут у вас! — сказал Ласкин.
— В некоторых отношениях неплохо, — неожиданно просто ответил Назимов, точно темнота давала ему возможность держать себя свободней.
Они удалились от берега. У моря остались и месяц и свет. Уйдя в тайгу, спутники углубились в темь, до отчаяния непреодолимую. Назимов шёл не быстро, но очень уверенно. Ласкин с трудом следовал за ним, ориентируясь по шелесту листьев под ногами егеря да по редким вспышкам его папиросы. Так они шли до засветлевшей вдали опушки.
Назимов остановился.
— Тут ночлег.
Ласкин представил себе пылающий уютный костёр и сидящего около него егеря, ведущего неторопливый рассказ.
— Хворосту набрать? — предложил он.
— Как хотите. Мне достаточно листьев.
— Я говорю о костре.
— А-а… — протянул Назимов и засмеялся. — Может быть, ещё чайннчек, рюмку водки?.. Здесь не подмосковная дача. Не угодно ли кусок хлеба и флягу с водой?..
Глупости! Не фляга же с водой развяжет беседу, какую намерен вести Ласкин. Его баклага наполнена коньяком. У егеря слишком короткий язык. Коньяк сделает его длинней.
— Вдали от Авдотьи Ивановны вашу спартанскою воду можно заменить моим коньяком.
— При чем тут, Авдотья Ивановна? Я пью когда и с кем хочу.
— Тем лучше! Выпьем здесь, в дебрях путятинской тайги, тёмной осенней ночью, и вашим собутыльником буду я.
— Может быть, именно здесь, теперь и с вами я не желаю пить.
Назимов говорил зло, точно стараясь вызвать собеседника на резкость или заведомо обидеть.
— Дело ваше, — спокойно ответил Ласкин, но выложил баклагу на видное место.
Они долго молчали. Потом под Назимовым захрустел валежник. До Ласкина донеслось не слишком любезное:
— Есть будете?
Ласкин откупорил флягу и молча передал её егерю. Из темноты послышалось бульканье жидкости в горлышке опрокинутой баклаги.
Потом её взял Ласкин, но только сделал вид, будто пьёт. Он ещё несколько раз брал от Назимова баклагу для того, чтобы проверить, сколько тот выпил. Все происходило без слов.
Поужинав тоже в молчании. Ласкин лёг. Назимов долго курил. Потом прозвучал его принуждённый смех.
— Прикажете поблагодарить за угощение? Княжеский пир! Коньяк!.. Егерь Назимов пьёт коньяк. Это же шикарно!.. Ей-богу, шикарно!
По-видимому, он давно не пил, и от коньяка его быстро разобрало. Ласкин сделал вид, что собирается спать, и равнодушно бросил:
— Покойной ночи.
И стал ждать. Он знал, что делает. Действительно, через некоторое время послышался обиженный голос Назимова.
— Так-с, «покойной ночи»… Значит, подпоили — и отвяжись! А как же олень, пантовка, егерь? Ведь вы же все хотели знать, вы же за этим и приехали!