Долго не задерживайтесь, ему надо восстанавливать силы.
Врач пожал Эндрю руку и побежал вверх по лестнице, дав указание дежурной сестре пропустить посетителя к пациенту.
Эндрю отодвинул занавеску, отделявшую бокс Ортиса от другого, пустого.
Раненый спал. Мариса стала тормошить его за плечо.
— Опять вы! — простонал он, открыв глаза.
— Как самочувствие? — осведомился Эндрю.
— Мне ввели болеутоляющее, теперь получше. Чего еще вам надо?
— Предоставить вам второй шанс.
— Какой еще шанс?
— Вас поместили сюда под фамилией Ортега, если не ошибаюсь?
— У меня документы на это имя, — четко ответил бывший военный летчик, пряча глаза.
— Вы могли бы выписаться под этим же именем и вернуться домой.
— Пока не будет опубликована ваша статья?
— Я намерен предложить вам сделку.
— Предлагайте.
— Вы абсолютно искренне отвечаете на мои вопросы, а я излагаю только историю майора Ортиса, не называя вашего нового имени.
— Какие у меня могут быть гарантии, что вы сдержите обещание?
— Только мое честное слово.
Ортис долго смотрел на Эндрю, потом спросил:
— А она будет держать язык за зубами?
— Так же надежно, как держала вчера револьвер у вашего виска. Не думаю, что ей захочется, чтобы я вас выдал, ведь от этого зависит ее будущее.
Ортис надолго умолк, наморщив лоб и глядя на капельницу, из которой ему в вену поступал целительный раствор.
— Валяйте, — решился он.
— При каких обстоятельствах вы удочерили Марию Лус?
Вопрос попал в цель. Ортис повернул голову и больше не спускал глаз с Эндрю.
— Когда я демобилизовался, Фебрес хотел заручиться моим молчанием. Он отвез меня в закрытый сиротский дом. По большей части в нем содержали младенцев нескольких недель от роду. Он приказал мне выбрать ребенка, объяснив, что это для меня лучший способ вернуться к действительности. Он сказал, что я тоже приложил руку к спасению этой невинной души, управляя самолетом, из которого сбросили в море родителей ребенка.
— Так и было?
— Я не мог этого знать, как, впрочем, и он, ведь не я один, как вы можете догадаться, совершал такие вылеты. Но такая возможность не исключалась. Я как раз женился. Мария Лус была постарше других малышей, и я решил, что лучше нам взять двухлетнего ребенка, с ним проще.
— Это же был украденный ребенок! — не выдержала Мариса. — Ваша жена согласилась участвовать в этой гнусности?
— Моя жена ничего не знала. До самой смерти она верила в то, что я ей тогда рассказал: что родители Марии Лус были военными, что их убили монтонерос и наш долг помочь малышке. Фебрес снабдил нас свидетельством о рождении, в котором мы значились как ее родители. Я объяснил жене, что Марии Лус проще будет жить полной жизнью, не зная о драме, невинной жертвой которой она оказалась. Мы любили ее так крепко, будто сами произвели на свет. Марии Лус было двенадцать лет, когда скончалась моя жена, и она оплакивала ее как родную мать. Я один ее вырастил, работал как одержимый, чтобы оплатить ей учебу на филологическом факультете университета. Я давал ей все, чего ей хотелось.