столешницу.
Ого!
Вскочил, подошел к окну.
Этот гул. Когда-то, до Исхода, жители жаловались на постоянный гул самолетов и даже
писали коллективную жалобу в администрацию, да что она могла сделать, когда рядом с
поселком аэропорт?
Бывало, стоишь на грядке с тяпкой, а над тобой низко проползает светлобрюхий Боинг.
Но это было раньше.
ТУ-154 набирал высоту.
Надо же, правда самолет. Даже не верится.
Может быть, на него спешили Соколовы?
Сели? Ой, вряд ли... Мне стало не по себе, когда я представил: толпа, потные лица. Все
рвутся к самолету. Крики, давка, стоны. Где-то раздаются выстрелы. И в этой толпе -
Соколовы. Сергей, Ирина, сын Петя.
-Пропустите, я с ребенком, - это - Сергей, держа на руках перепуганного мальчика.
-Назад.
Дуло АКМ упирается ему в грудь.
-Назад, тебе сказано.
Но Сергей, на которого напирает толпа, подается вперед. Автоматная очередь. Сухая, как
клацанье зубов. Сергей падает. Рыдающий Петя исчезает где-то там, внизу, под ногами
обезумевших людей. Не в силах помочь, сдавленная толпой, в голос кричит Ирина...
"Тушка" исчезла в синеве. Летите, люди. Дай Бог долететь.
На огороде - пусто. Все, что можно было съесть, выкопано и съедено.
Я взял в сарае лопату, вышел на грядки.
Отчего-то не работалось. Слабость в руках, в груди. Я закашлял. Сплюнул на землю
желтоватый комок.
Почему опускаются руки?
Ах, да. Ведь Соколовы сегодня ушли.
Ушли Соколовы, а это значит, что я остался один, как перст.
Оперся на черенок, глядя, как раскраснелось вдали готовое спрятаться за горизонтом
солнце. Закричала какая-то птица, и крик ее, пронзительно-тонкий, точно разбудил меня ото
сна.
Я же один в этом поселке! Накануне зимы без еды, без дров, без патронов и пороха. Среди
медленно подыхающих домов, покосившихся изгородей.
Все уехали. Все! Да, кто-то погиб, пытаясь сесть на самолет или поезд, но кто-то ведь
выжил!
Почему я не уехал среди первых? Ведь относительно житейских перспектив было ясно
давно?
Я огляделся. Ветер снял с клена лист-корону и, кружа, понес в вышину.
Просто я люблю эти места. В этом все дело.
Но сейчас меня ничего здесь не держит.
Я - последний. Я, как старый ключник, сдам свой поселок с рук в руки. Прямо Господу
Богу. Получите, распишитесь. Все ушли, никого не осталось.
Я ухожу.
Ухожу отсюда навсегда.
На рассвете.
Как Соколовы...
Да, и, пожалуй, я все-таки захвачу с собой пса со слезящимися глазами.