И червячок, бывший во мне со дня нашего телефонного разговора, начал теперь точить меня в обратном направлении. Да, я взял у него завещание, но я не мог убить его, не убедившись в предательстве на все сто процентов: я не такой уж поборник презумпции невиновности, но я дворянин. И я решил испытать его еще раз.
Площадка винтовой лестницы, где Иванов оформлял завещание, упиралась в задраенный люк, который нам предстояло взорвать. Непосредственно за этим люком (как, повторяю, мы выяснили еще с год назад) располагалось старое, заброшенное бомбоубежище… собственно, даже не бомбоубежище, а просто бункер, главный выход которого был давно застроен снаружи; даже и думать было нечего выбраться через него. Но из бункера был и еще один, секретный выход; и я решил, что если Иванов вознамерится его использовать, это будет полнейшим доказательством его осведомленности, а значит, и предательства… и вот тогда я его убью.
Заметь: ни я, ни Игорь ничем не выказали ему, что мы знали о двери-трансформаторе; он мог лишь догадываться об этом — остановился же я возле нее! — но все-таки был шанс, что я остановился случайно. А если так (должен был думать он), то я не знаю о том, куда ведет винтовая лестница; даже если я знал про дверь, все равно я мог не знать, куда ведет лестница — сведения о ходах зачастую отрывочны и противоречивы… и наконец, если так (должен был думать он!), то я запросто могу не знать о верхнем выходе. (Кстати, единственном выходе, поскольку нижний выход был уже, как ты знаешь, непроходим.) И еще надежды на мою неосведомленность добавлял ему тот факт, что я даже не отдал приказа связать его.
Сам по себе выход был весьма незатейлив. Стена бункера, противоположная его застроенному входу, была сплошь истыкана узкими и довольно глубокими нишами, похожими… скажем, на бойницы в крепостной стене (только в форме не пирамид, а параллелепипедов). Вероятно, они предназначались для каких-то так и не установленных сейфов… так вот, одна из них, вторая справа, была сквозной: задняя ее стена была чисто декоративная и ломалась несильным ударом руки. Ниша эта, превращавшаяся таким образом в лаз, вела в обычный канализационный колодец высотой всего в несколько метров; колодец же вел, как ты понимаешь, на белый свет. Стоило Иванову, улучив момент, нырнуть в нишу — и все, и он на поверхности… более того: успев припереть крышку колодца сверху (для начала хотя бы встав на нее), он тем самым хоронил нас в бункере вместе с его завещанием.
Итак, перед тем, как взорвать люк, ведущий с лестницы в бункер, наши планы были таковы: план Иванова — если он знал о выходе — вовремя нырнуть в нишу; мой план — вовремя и со спокойной совестью застрелить его при этом нырке. Однако планам этим, ни одному, ни другому, не суждено было осуществиться. Что должно было ждать нас за взорванным люком — кроме облака пыли, конечно? Правильно — тишина; правильно — тьма кромешная… А было, сквозь пыль — слабый, но свет; и были звуки, отдаленные, но не слабые: какое-то лязганье, рев двигателей, человеческие голоса.