— Однако я не уверен, что когда-нибудь смогу снова доверять тебе.
— Да, я понимаю, — медленно кивнула Лиллиан.
— А сейчас прости, мне нужно идти, потому что есть дела, которые я должен сделать до отъезда в Лондон. Увидимся утром в момент отъезда.
Лиллиан даже не пыталась остановить его, когда он стремительным шагом вышел из спальни. Саймон закрыл за собой дверь, прислонился к стене и выдохнул. Каким-то чудом ему удалось держаться и не терять самообладания во время разговора с Лиллиан, но теперь, когда ее не было рядом, ему было так пусто и одиноко, как никогда в жизни.
Лиллиан смотрела из окна, как на востоке появлялись первые лучи солнца. Наступил рассвет, а она уже была полностью одета. Она оделась еще три часа назад, потому что после встречи с Саймоном не ложилась спать. Она просто мерила шагами комнату и без конца снова и снова прокручивала в голове их последний разговор.
Ей хотелось броситься к Габби, выплакаться у нее на плече. Но она так и не сделала этого. Она не заслужила утешения, а Саймон не заслужил очередного предательства. Нет, она эту кашу заварила, и она станет ее расхлебывать.
Одна.
Это решение пришло к ней час назад, и теперь она была готова выполнить его.
Лиллиан вышла из комнаты, где скрывалась, когда ушел Саймон, и, глубоко вздохнув, осмотрелась вокруг.
Она сомневалась, что Саймон вернулся к себе в спальню, потому что видеть ее он явно не хотел.
Лиллиан направилась по коридору к лестнице и начала спускаться. Где-то вдалеке шумели слуги, которые уже проснулись, чтобы проводить гостей. Внизу Лиллиан остановилась на мгновение и закрыла глаза. Она должна быть сильной. Ей нельзя плакать или быть слабой. Саймон решит, что это очередная ложь, а она с этим покончила раз и навсегда.
Мысленно подготовив себя, она инстинктивно направилась туда, где, как она считала, Саймон мог провести остаток ночи. Лиллиан остановилась у кабинета его отца, открыла дверь и вошла.
Саймон стоял у окна, спиной к ней. В расправленных плечах чувствовалось напряжение.
— Я все думал, когда ты придешь, — не поворачиваясь, обронил он.
— Ты хорошо меня знаешь, — ответила Лиллиан, закрывая за собой дверь.
— Неужели?
Теперь Саймон повернулся к ней. Провалившиеся зеленые глаза стали такими темными, какими Лиллиан их никогда прежде не видела.
От его восклицания Лиллиан почувствовала острую боль, но постаралась не показывать ему это. Такое холодное отношение она заслужила, хотя ужасно страдала без его любви.
— Я пришла сказать тебе о нашей договоренности, — начала Лиллиан, стараясь говорить спокойно, без эмоций, как Саймон, хотя сомневалась, что справится с этим.