Так чем же он мог опровергнуть выводы этого неандертальского истукана? Его примитивная логика была совершенно неопровержимой, и, однако, он ошибался - потому что перед ним сидел не закаленный боец Рубашов, а его немощная тень. И благодаря этой единственной, но коренной ошибке Рубашова обвиняли в поступках, которые он отказался совершать. "Человека можно послать на Голгофу только за то, во что он верует", - сказал барон 3.
Прежде чем подписать протокол, чтобы, придя в камеру, рухнуть на койку и провалиться в тяжкое забытье - до следующего сеанса вивисекции, - Рубашов задал Глеткину посторонний вопрос. Он знал, что после каждой победы Глеткин ненадолго смягчался - платил по счету. Рубашов решил узнать о судьбе Иванова.
- Гражданин Иванов арестован, - сказал Глеткин.
- А можно узнать, за что? - спросил Рубашов.
- Гражданин Иванов проявил преступную халатность при расследовании вашего дела, - ответил Глеткин, - а в частных беседах он цинично утверждал, что обвинение недостаточно обосновано.
- Но, возможно, он действительно не считал его достаточно обоснованным, - возразил Рубашов. - Возможно, ему, и правда, казалось, что я не преступник?
- В таком случае он должен был заявить, что не может вести данное дело, и доложить компетентным лицам о вашей невиновности.
- Рубашов не был уверен, что Глеткин над ним издевается. Его голос звучал так же корректно официально, как обычно.
В другой раз, когда стенографистка ушла из кабинета, а Рубашов собирался подписать очередное признание - еще теплой от глеткинских пальцев ручкой, - он спросил следователя:
- Можно задать вам еще один посторонний вопрос? Произнося эти слова, он смотрел на широкий глеткинский шрам.
- Мне сказали, что вы ратуете за сильнодействующие методы, - у вас их, кажется, называют "жесткими". Почему же, допрашивая меня, вы ни разу не прибегли к физическому воздействию?
- Вы имеете в виду пытки, - полуутвердительно и равнодушно сказал Глеткин. - Как вам должно быть известно, они запрещены нашим законодательством.
Он помолчал. Рубашов расписался на последнем листе протокола.
- Кроме того, - заговорил снова Глеткин, - существует определенный тип подследственных, которые подписывают при физическом воздействии все, что угодно, а на публичном процессе отрекаются от своих показаний. Вы принадлежите именно к этому типу упорных, но гибких людей. Из ваших признаний можно извлечь политическую пользу на открытом судебном процессе, только если они сделаны добровольно.
Глеткин впервые упомянул о публичном процессе. Но устало шагая перед высоким охранником обратно в камеру, Рубашов обдумывал не приближающийся суд, а слова Глеткина про "упорных, но гибких людей". Помимо воли они наполняли его радостной самоудовлетворенностью.