Иванов замолчал и сел поудобней.
- Таким образом, твои заявления о преданности Партии были уловкой. Ты не подумай, что я морализирую. Мы воспитаны в одних понятиях и смотрим на вещи совершенно одинаково. Ты был уверен, что наши убеждения пагубны и порочны, а твои - верны. Объявив об этом прямо и откровенно, ты бы сейчас же вылетел из Партии, а значит, тебе не удалось бы бороться за твои, по-твоему, верные идеи. И вот ты начинаешь сбрасывать балласт - чтобы уцелеть и продолжить борьбу. Мне очевидно, что на твоем месте я поступил бы в точности так же. Пока что все совершенно логично.
- И что же дальше? - спросил Рубашов.
- А вот дальше все абсолютно нелогично. Ты откровенно признаешь тот факт, что в течение нескольких последних лет считал нас могильщиками Революции, - верно? И тут же на одном дыхании утверждаешь, что никогда не поддерживал оппозиционные группировки. Ты, значит, пытаешься меня уверить, что сидел сложа руки и спокойно смотрел, как мы - по твоему глубокому убеждению - ведем страну и Партию к гибели?
Рубашов неопределенно пожал плечами.
- Может быть, я одряхлел и выдохся. А впрочем, верь во что тебе хочется.
Иванов закурил новую папиросу. Его голос сделался мягким и вкрадчивым.
- Неужели ты хочешь меня уверить, что предал Арлову и отрекся от этихкивком головы он показал на стену, где когда-то висела групповая фотография, - только для того, чтобы спасти свою шкуру?
Рубашов не ответил. Пауза затянулась. Иванов еще ближе пригнулся к Рубашову.
- Нет, не понимаю я тебя, - сказал он. - То ты громишь генеральную линию - да такими словами, что любого из них больше чем достаточно для немедленного расстрела. И тут же, вопреки элементарной логике, утверждаешь, что никогда не участвовал в оппозиции... вопреки логике и неопровержимым доказательствам.
- Неопровержимым доказательствам? - переспросил Рубашов. - А тогда зачем вам мое признание? И о чем свидетельствуют ваши доказательства?
- В частности, о том, - сказал Иванов медленно, негромко и нарочито внятно, - что ты подготавливал убийство Первого.
Кабинет снова затопила тишина.
- Можно задать тебе один вопрос? - проговорил
Рубашов, надев пенсне. - Ты и правда веришь этой чепухе или только притворяешься, что веришь?
Глаза Иванова искрились ухмылкой.
- Я же сказал: у нас есть доказательства. Могу сказать точнее: признание. Могу сказать даже еще точнее: признание человека, который готовился - по твоему наущению - убить Первого.
- Поздравляю, у вас действенные методы. И как его фамилия?
Иванов улыбнулся.
- А вот это уже некорректный вопрос.