— Нагулялся? — спросил вахтенный офицер. — Иди-ка ужинать. Кают-компанию найдешь? Видел налет? Не испугался? Да, ведь ты ленинградец, обстрелянный. Тебя не испугаешь.
Я спустился вниз, нашел щетку, почистился, вымыл лицо и руки и вошел в кают-компанию.
На моем месте сидел белокурый старший лейтенант с русыми жесткими усиками. Он что-то рассказывал, и все его внимательно слушали. Два стула были снова свободны. Я спросил у Андрея Филипповича.
— Мне сюда сесть?
— Нет, нет, не сюда! — поспешно сказал старший офицер. — Вестовой, дайте стул и прибор.
Вестовой подал стул и поставил тарелки.
— Ну, как тебе у нас нравится? — поинтересовался Андрей Филиппович, и когда я ответил, что очень нравится, он спросил: — Рыбку любишь ловить? Тут и сомы, и окуни и даже форель… Вот попроси Лаптева, он возьмет тебя на рыбалку, — показал Андрей Филиппович на моего соседа. — Это и есть Никита, сын Юрия, — пояснил он офицеру со светлыми усиками.
Тот пристально взглянул на меня, кивнул и продолжал свой рассказ, в котором я понимал очень мало.
Ужин уже подходил к концу, а два стула, которые никому не позволял занимать Андрей Филиппович, так и остались незанятыми.
Я не выдержал и спросил:
— Андрей Филиппович, скажите, пожалуйста, почему на эти два стула вы никому не даете садиться?
Все сразу умолкли. Старший офицер переглянулся с блондином, потом посмотрел на всех остальных и, словно на что-то решившись, оказал:
— Это, Никита, места твоего отца и Серго Гурамишвили. Они в отлучке, но мы надеемся на их возвращение. Вот почему для них накрыты приборы и им оставлены обед, ужин…
— И даже бутылка коньячку! — подхватил мой сосед.
Андрей Филиппович строго взглянул на Лаптева, но подтвердил:
— Да, найдется и коньяк. Ты хочешь еще компота, Никита?
— Нет, спасибо, я не хочу.
Старший помощник поднялся из-за стола и подошел к пианино.
— Не поиграете ли нам, Владимир Александрович? — обратился он к композитору.
Композитора не пришлось упрашивать. Он сел за пианино и запел:
За тех, кто нынче с моря
Вернется в гавань вскоре,
Сквозь штормы пробиваясь и туман…
Андрей Филиппович подошел ко мне, обнял за плечи.
Офицеры подхватили:
За тех, кто с морем дружит,
За тех, кто морю служит,
За моряков поднимем мы стакан…
Мне показалось, что они поют об отце, о моем отце, который если бы был здесь, тоже пел бы вместе со всеми и веселил бы всех своими шутками, и сидел бы вон на том месте, где стоят нетронутые тарелки, прикрытые чистой салфеткой…
— Никита, — спросил Андрей Филиппович, — ты что? — Он провел по моей мокрой щеке жесткой теплой ладонью. — Успокойся. Ну, прошу тебя, успокойся! Отец вернется. Говорю тебе — он вернется. Прошу прощения, — сказал Андрей Филиппович офицерам.