— Это сколько же там машин неиспользованных? Нахапали лишней техники… Или на металлолом сдавать будете? Заелись вы тут…
Он отвечал в Политбюро за машиностроение и считал, что у села непомерные требования. Его высокомерно назидательный тон бил по нервам, а косноязычие приводило к тому, что разговор с ним превращался в сплошную муку, никак нельзя было понять, что он хочет сказать. Вообще, весь диалог наш от начала до конца был крайне напряженным. Я внутренне чувствовал недоброжелательность и в ответ повел беседу жестко, давая понять, что наш гость не разбирается в предмете, о котором судит…
— Зерно у нас уже на седьмой день после биологического созревания теряет в весе, — объяснял я ему. — А мы с нашей техникой убираем его в лучших хозяйствах 15 дней, в остальных — месяц, а то и полтора. Несем колоссальные потери. Особенность села в том, что в отличие от завода многие машины здесь используются раз в год, в сезон. Вот они и стоят, ждут своего применения. И потом — для проведения многих работ вообще техники нет. Видели бы вы, как мы вносим органические удобрения. Вывозим на тележках, а потом бульдозером разгребаем. Нигде в развитых странах так бестолково не работают. Так что нужного набора и количества машин село пока не имеет.
Мои разъяснения вызывали у Кириленко еще большее раздражение:
— Деревня на июльском Пленуме отхватила треть капитальных вложений. В село уже столько набухали… Прорва какая-то, все как в дыру идет.
Мы явно не понравились друг другу. И это осталось навсегда. Потом, уже работая в ЦК КПСС, я увидел, что Кириленко был одним из тех, кто не желал моего появления в Москве. Ко всему он оказался властолюбивым и злопамятным человеком. Наши отношения переросли в противостояние, а затем и политическое противоборство.
И все-таки выбор пал на меня. Несомненно, Брежнев, боясь ошибиться, сомневался до последнего момента. Потому-то беседа со мной не состоялась раньше. В подборе людей в состав руководства Брежнев действовал очень осторожно, выбирая долго и трудно. Но, приняв решение, от него уже не отказывался.
Всю ту ночь я провел у гостиничного окна, перебирая в памяти многое из пережитого. Пришло утро, пора было собираться на Пленум. Еще раз подумав, решил: если придется выступать, обязательно скажу и о положении крестьян, и о необходимости перемен в государственной политике по отношению к деревне.
Из гостиницы я вышел пораньше, чтобы ни с кем не встречаться. Не хотелось объясняться.
Пленум ЦК КПСС открылся в 10 часов. Места в Свердловском зале Кремля заранее не распределялись, но каждый знал свое, некоторые восседали на них уже десятилетиями.