— Все это не только ради тебя, — покачала головой Николь. — Мне необходимо чем-то заполнить свою жизнь. Ах, Кейт, мне не терпится поскорее взять на руки нашего малыша!
— Мне тоже, Николь, мне тоже!
В другой раз она спросила:
— Ты хоть немного успокоилась по его поводу?
— По поводу барона?
— Да.
— Я ненавижу его так же сильно, как и прежде.
— Это нехорошо.
— И не смогла бы иначе, даже если бы очень постаралась. Я всегда буду его ненавидеть.
— Не надо. Это может навредить ребенку. Не забывай, что речь идет о его отце.
— Очень хотела бы об этом забыть.
— Попытайся его понять.
— Понять его! Я отлично его понимаю. Он — живой атавизм. Ему следовало родиться во времена варваров. Такому человеку нет места в цивилизованном мире.
— Он иногда рассказывал мне о своем детстве.
— Я уверена, что это был самый ужасный в мире ребенок, что он мучил животных и отрывал крылья мухам.
— Ничего подобного. Он любил животных. Как сейчас любит своих собак и лошадей.
— Неужели он способен любить кого-то, кроме себя самого?
— Ты снова вскипаешь, а я ведь предупреждала, что это вредит ребенку.
— Все, что связано с этим человеком, вредит всем окружающим.
— Но он — отец ребенка.
— Господи Боже мой, Николь, прекрати напоминать об этом!
— Я хочу, чтобы ты увидела его в новом свете. Для этого не мешало бы понять, каким человеком был его отец.
— Уверена, таким же, как он сам.
— Он был единственным сыном. Объектом всеобщего внимания.
— Не сомневаюсь, что это его вполне устраивало.
— Нет. Я хочу сказать, что он все время находился под пристальным наблюдением… Мальчик был обязан преуспевать во всем. Быть только первым, впереди всех. Ему беспрестанно напоминали о предках…
— Об этих диких и невежественных викингах, опустошавших прибрежные деревни, убивавших мирных людей, отнимавших нажитое добро, насиловавших женщин? Охотно верю.
— Его научили быть стоиком, научили ощущать свою значимость, свою власть, научили считать свою семью самой великой в мире. Его даже назвали в честь одного из предков. Судя по всему, так звали первого предводителя викингов, вторгшегося на нашу землю.
— Я знаю. Он разорял побережье и так досаждал французам, что они отдали ему часть своей страны, лишь бы утихомирить буйных захватчиков. Позднее эти земли назвали Нормандией. В самом начале нашего злосчастного знакомства он поспешил сообщить мне, что он — не француз, а нормандец. Мне кажется, он и в самом деле вообразил, что вернулись те смутные времена. Во всяком случае, так он себя ведет.
— Но, вместе с тем, существуют же и другие черты его характера. Не будь такой предвзятой, Кейт.