— Жаль, — огорчилась Разумница. — Это значит, что данный вопрос тебе придется решать самой. Указаний свыше нет.
— Раз так, значит, я не буду торопиться, поразмышляю на досуге, как мне поступить и тогда уж, приму решение.
— Пожалуйста, не надо. От твоих выдумок одни проблемы.
— И ты — лучшее тому подтверждение. Надо ж было придумать такую зануду. Кстати, почему ты — Разумница? Умница было бы справедливее.
— Умные — много знают. Разумные — понимают то, что знают. Создавая меня, ты объединила принципы и я знаю, что тебе выгодно и понимаю, как этого достичь.
— Мерси за объяснения и ориведерчи. Теперь Татусина очередь обвинять меня во всех смертных грехах.
— Заслужила.
— Потому-то и терплю.
— Можно я послушаю? Я не буду мешать…
— Нам свидетели не нужны.
Разумница с недовольной гримасой кивнула и исчезла. Душенька начала свой спич с обвинений.
— Ты меня убиваешь… — прозвучало первым делом.
Тата пожала плечами. Вот нахалка. Втравила в неприятности и еще выпендривается.
— Тебе не следовало: беспредельничать в чужом внутреннем мире, не надо было устраивать оргию во сне Никиты. Утверждать в его мозгах свой светлый образ — это вообще полное безобразие. Я не говорю, про риск, связанный со столь радикальным обрывом контакта…
— Сделанного не воротишь, — ответила Тата, еле сдерживаясь от встречных упреков. Впрочем, следовало быть справедливой, каждый сам кузнец своего счастья. Повелась на чужие уловки, значит, нечего с больной головы на здоровую перекладывать. Тем паче, пустую.
— Теперь все пропало…
— Что-то с Никитой? Он себя плохо чувствует?
Душенька разрыдалась:
— Ты лучше спроси, как я себя чувствую. Никита здоров, но у него такой кавардак в голове, что сам черт ногу сломит. А мне нужна определенность. Без нее я, бедная несчастная, погибаю.
— Значит, судьба у тебя такая.
— Брось болтать глупости, лучше спаси меня!
— Зачем?
— Ты должна мне помочь.
— Возможно, мне не следовало воевать с тобой. Но спасать — это уж слишком.
— Ах, вот ты какая? — спросила Татуся жалобно и, не дождавшись, ответной реакции, перешла в наступление. Позабыв о слезах, она рассмеялась грозно, раскатисто и стремительно изменилась, став похожей на ведьму. Обида наполнила ее глаза таинственным злым светом, страх изогнул губы скорбной дугой, ноздри вздрогнули от гнева. — Тогда получай!
В левой груди огненным потоком разлилась боль, и Тата увидела, как каменистый пятачок души, тот полудохлый оазис, на котором пламенела ало пластиковая роза, буквально на глазах превратился в бесплодную пустыню. Зато дурацкий цветок вырос, заматерел, пустил новые ответвления с уже укрытыми, готовыми вот-вот распуститься, почками,