Проскитавшись полгода, Таня вернулась к разрушенному семейному очагу. Перегородила комнату гипсокартонной стенкой, разделила хозяйство, повела параллельное существование. Назвать его мирным было трудно. Скандалы не прекращались.
— Ты во всем виновата, неудачница, — редкий день обходился без ставших уже традиционными обвинений. — Пока я с тобой не связался, деньги ко мне сами в руки плыли. Загубила ты меня, стерва горемычная, бесталанная, злыдня.
Действительно, проблемы у Генки начались сразу после свадьбы. «Может быть, он и прав? — гадала иногда Таня. — Может быть, мы приносим друг другу одни только беды?»
И не только друг другу. Больше, чем себя Таня жалела детей. Ни дома нормального, ни семьи. Папа вечно пьян, с похмелья даже не помнит имена малышей. Мама с утра до позднего вечера на работе. После 18.00, закончив с секретарскими обязанностями, Таня вычитывала тексты в юридическом журнале. Большую часть времени, ребята проводили или у мамы в Черкассах или, когда новый мамин муж выражал слишком активное недовольство, в детском садике на круглосуточном режиме. Ничего не скажешь, счастливое детство!
Все чаще Таня ощущала себя загнанным в угол, затравленным зверем и все реже сопротивлялась стылому, пустому безразличию, заполнявшему душу. Ее не раздражали звуки совокуплений за тонкой стенкой, не нервировали кряхтение и стоны очередной подобранной на улице Генкиной пассии. Не мешали собранные на помойке бутылки. Не противна была вонь немытого мужского тела. Кошмар стал привычен и обиходен. Страхи: «Что будет дальше?» сменила черная беспробудная тоска: «пропади все пропадом…» Однако и она не стала пределом отчаяния. Однажды, поймав себя на мысли: «убью его или сама прыгну с балкона…», Таня не испугалась. Только удивилась, что в слепом отчаянии забыла о детях. Каково им сиротствовать, зная, что отец — алголик, а мать — убийца? Нет, так нельзя, решила твердо. А как можно, рвалась от боли душа? И сколько можно? Сколько можно все это терпеть?
…Генка методично и уныло стучал молотком по куску железа. Он хотел выпить и, томимый жаждой, пытался разозлить Таню. При благоприятном раскладе, под обещание исчезнуть из дому до ночи и не портить выходной, можно было отхватить десятку. Весь уик-энд стоил четвертной. Если финансы позволяли, Таня откупалась от бывшего супруга.
Сегодня кошелек был пуст, и это значило, что скандал неминуем. Супружник привык к субботним подачкам и зло мстил за разочарование.
— Господи, — вздохнула Татьяна, и, стараясь абстрагироваться от грохота, угрюмых мыслей, включила радиоприемник. Тут же с истеричной поспешностью ведущий объявил: