Угроза тайно созревала,
Ну, что лукавить пред судьбой!
Финал не требует финала
Конца достоин миг любой!
Не режиссерская находка,
Что складно в драму вплетена
У времени своя походка,
У нас у всех пред ним вина.
По векселям оно не платит,
Но не останется в долгу
И тает словно свет в палате
И след на мартовском снегу.
1987
Они занесены в скрижали
По ордерам, не орденам.
Мы так умершим задолжали,
Что не осталось места нам.
Хоть отступить, чтоб уступить,
Но ничего не переправить,
И никуда не денешь память,
Чтоб чаши горькой не испить.
А если будет так и впредь:
И нас потомки лишь узнают,
И те лишь правду обретают,
Кому досталось умереть.
Судьба поэта не слепа,
По ней опознаны эпохи,
Грядущему бросают крохи
Каприз тирана и толпа.
Но что в наследство мы дадим
Своим ни в чем не винным детям?
Тем, что сегодня мы не светим,
Не их ли мы и предадим?
Что в завтра верить!? Надо быть!
Кощунствовать, сопротивляться,
А нету выхода — стреляться…
Как ОН: чтоб не могли убить!..
1987
Поэт не может быть благополучен.
Во все века он к благам не приучен.
Все в жизни у него наоборот:
Не получает он, а отдает.
И это безошибочный критерий,
Чтоб отличить его среди мистерий,
Поскольку не для всех такое благо,
Не всем стихам дорога и бумага,
Не всем дарована благая честь,
Что могут современники прочесть.
Судьба его, коль говорить научно,
Не благо — а вернее зло — получена.
Но мир не переделает поэта,
Он независим, как зима и лето,
Неповторим, как радуга и ветер,
Ни перед кем на свете не в ответе.
Ну, как же королям его любить!?.
Хоть не заметить, если не убить!
Но парадокс — живущего основа:
Всего неуязвимей в мире слово.
В словах поэта, что живут века,
Есть место и врагам наверняка.
1987