— Что? — спрашиваю я, глядя на маленькое лицо Симоны у меня на ладони.
— Не давай ее в обиду, слышишь, Тодд?
— Не волнуйтесь, — отвечаю я.
Виола снова нажимает на свой комм, и лица исчезают. Она глубоко вздыхает и устало улыбается.
— Стоило оставить тебя на пять минут, как ты тут же помчался воевать?! — Она говорит это шутливым тоном, но мне кажется…
Мне кажется, что после всех этих ужасов и смертей я стал воспринимать ее чутьчуть иначе. Она теперь какая-то… настоящая, она здесь, и то, что мы оба живы, — самое необыкновенное чудо на свете. В груди у меня все сжимается, и я думаю: Вот она, прямо передо мной, моя Виола, она пришла за мной, она здесь…
Я замечаю в себе нестерпимое желание снова взять ее за руку и больше никогда не отпускать, чувствовать тепло ее кожи, крепко стискивать ладонь и…
— Шум у тебя какой-то странный, — говорит она, пристально глядя на меня. — Размытый. Я вижу все чувства… — Она отворачивается, и мои щеки тотчас вспыхивают — с чего бы? — Но прочесть толком ничего не могу.
Я уже открываю рот, чтобы рассказать ей о мэре, о том, как я на секунду вырубился, а потом мой Шум стал легче и тише…
Я уже собираюсь все это сказать…
Но тут она наклоняется ближе и шепчет:
— Это как с твоей лошадью?
Виола тоже заметила, что Ангаррад все время молчит. Когда они подъехали, Желудю не удалось выжать из нее даже приветствия.
— Вы так притихли из-за того, что видели на войне?
От ее слов я мысленно возвращаюсь к сражению — во всех его кошмарных подробностях. И хотя Шум у меня размытый, Виола, похоже, понимает мои чувства, потомушто берет меня за руку и излучает такую заботу и покой, что мне хочется свернуться клубочком, прижаться к ней и плакать всю оставшуюся жизнь. На глазах выступают слезы. Заметив их, она произносит мое имя, вкладывая в него всю свою доброту и нежность, такшто мне приходится снова прятать глаза. В итоге мы оба взглядываем на мэра, который стоит по другую сторону костра и внимательно наблюдает за нами.
Виола вздыхает.
— Зачем ты его отпустил, Тодд? — шепотом спрашивает она.
— У меня не было выбора. Спэклы шли на город, а воевать под моим командованием армия ни за что бы не согласилась.
— Но ведь спэклы в первую очередь пришли за ним. Они напали из-за геноцида, который он устроил.
— Вот уж не уверен, — говорю я и впервые позволяю себе вспомнить про 1017-го, как я в гневе сломал ему руку, а потом вытащил из груды трупов и отпустил. Что бы я ни делал, он все равно желал мне только смерти.
Я смотрю на нее:
— Как нам теперь быть, Виола?
— Мы должны остановить войну, — отвечает она. — Госпожа Койл сказала, что давнымдавно люди и спэклы заключили мирный договор. Надо попробовать снова его заключить. Может, Брэдли и Симона смогут с ними поговорить и объяснить, что на самом деле мы хорошие.