Замысел и размах работы можно оценить хотя бы по внутренней тематике и структуре этого академического исследования: причины идеологического отставания России и как заполнить идеологический вакуум, прагматизм правящей элиты как идеология и необходимость идеологического лидерства в условиях глобализации, "мягкая сила" и идеология, значение фундаментальных ценностей для формирования стратегического образа России, синтез традиций и инноваций в идеологии, алгоритм идеологии и алгоритм стратегии, проблема "фазового перехода" и идеология будущей России, модернизация как культурный национализм, новая идеология как условие модернизации, необходимость "идеологического прорыва" России и т.д. Можно сказать, что фундаментальная работа А.Подберезкина является своего рода энциклопедией, посвященной огромному спектру идеологических тем и вопросов национального развития, с которыми столкнулась в новейшее время Россия.
Тем не менее, мне хотелось бы кратко коснуться нескольких ключевых и парадоксальных проблем, о которых мало говорится и в данном труде, и в других соответствующих работах российских специалистов, но без адекватного разрешения которых будущее национальной российской идеологии и стратегии представляется достаточно туманным.
Известно, что Карл Маркс, а вслед за ним и Карл Маннгейм, называли идеологию "ложным сознанием". В рамках верифицируемых критериев рационального мышления идеологическое сознание действительно ложно. Однако в Советском Союзе идеология и, в частности, политическая, получила официально статус "научной". Об этом упоминает и А.Подберезкин.
Однако это произошло не из-за ревизии Сталиным Маркса, а в силу исторического парадокса, связанного с дилеммой "рациональное сознание — идеологическое сознание". В СССР, во времена Сталина, идеология "как объяснение усложняющейся действительности" превратилась в действенный механизм формирования новой реальности. То есть идеология как ложное сознание прошлого трансформировалось в "идеологию общего дела" для будущего — реализацию принципиально нового цивилизационного проекта.
Причем, "идеология общего дела" превратилась в буквально прямое действие миллионов и десятков миллионов людей. Эти десятки миллионов советских граждан не только участвовали в креативном конструировании будущего, в реализации стратегии своей страны, но и участвовали в определении своей непосредственной личной судьбы. "Идеология общего дела" стала не столько консолидацией усилий всего общества под общими пропагандистскими лозунгами, сколько превратилась в особый творческий механизм постоянного согласования интересов различных классов и групп советского социума.